С утра я поехал в академию. Прошёлся по преподавателям: три зачёта и один экзамен получил автоматом, с остальными договорился, в какие примерно даты могу подойти, чтобы сдать. По дружелюбному отношению преподавателей было видно, что Анна Алексеевна поговорила со всеми. В Кутузовке и без этого преподаватели были замечательные и добрые, но теперь они стали ко мне ещё добрее. В какой-то момент мне даже показалось, что это нечестно — так сдавать сессию. Но потом я вспомнил слова Милютиной, что я своей работой на государство отрабатываю диплом, а экзамены по большому счёту — формальность.

После общения с преподавателями отправился на арену. Накануне Клим сказал, что у него будет бой, и я решил поддержать парня. Пришёл, посмотрел расписание. До поединка Клима было ещё три боя. Ни то ни сё: ждать — долго, уходить — можно не успеть вернуться. Пришлось остаться.

Я забрался на трибуну, устроился на скамейке и принялся наблюдать за неинтересными поединками незнакомых мне людей. Наконец-то дождался, когда на арену вышел Клим. Уже приготовился за него болеть, но боковым зрением заметил, как ко мне кто-то подходит и садится рядом. Это оказалась Аня. Княжна Васильева широко улыбнулась, поздоровалась и громко спросила:

— Вы не против, если я рядом с Вами посмотрю бой?

— Добрый день! — ответил я. — Конечно, не против. Присаживайтесь!

Аня уселась на скамейку, взглядом, полным азарта посмотрела на арену и негромко произнесла:

— Рома, мне нужна твоя помощь.

— Княжна, Вам лучше обратиться за помощью к Вашему жениху, — ответил я. — Денисовы — влиятельный род, они…

— Я обращаюсь к тому, кто вытащил меня с Восточного, — перебила меня Аня. — Не делай такое лицо, не привлекай народ. Да, я всё помню. И про Польшу, и про нас с тобой. Мне нужна помощь, Рома. Я в опасности. В большой опасности.

Видимо, я действительно в этот момент выглядел нелепо, но этому было объяснение — я очень удивился. Точнее, не удивился, а пребывал в шоке — я просто не мог принять тот факт, что Аня всё помнит о нас с ней и о Восточном.

— Что случилось? — спросил я, совладав с эмоциями.

— Я не могу здесь и сейчас тебе всё рассказать. Надо встретиться в другом месте.

— Ещё раз? — спросил я, невольно усмехнувшись.

— Только вот этого не надо! — сказала Аня обидевшись. — Я тогда была ни при чём. Пожалуйста, помоги мне. Кроме тебя, мне не к кому обратиться. Да и не сможет никто другой помочь.

— А здесь точно никак нельзя поговорить?

— Мы уже и так слишком долго общаемся, а там разговор не короткий.

— Хорошо, — согласился я. — Где и когда? Есть идеи?

— Да. На углу Рогатицы и Большой Московской есть ресторанчик «У охотника». Я там была один раз с родителями. Он небольшой, но очень уютный, разбит на кабинки. Мне будет туда удобно добраться, и там сможем поговорить, не опасаясь чужих глаз.

— Хорошо. Во сколько?

— Я могу с шести до восьми.

— Ну тогда давай в шесть, чего тянуть?

— Договорились. Я позвоню туда, забронирую кабинку на это время на имя… — Аня призадумалась, выбирая имя. — На имя Ольги.

— Если не получится забронировать или решишь перенести, позвони мне или хотя бы напиши, — попросил я.

— Тогда дай мне номер своего телефона, — сказала Аня.

Я продиктовал номер, мы распрощались, и княжна Васильева ушла, а я остался, чтобы уже окончательно переварить тот факт, что Милютин Ане память не затёр. На автомате я посмотрел на арену — там приводили в чувство лежащего без сознания Клима. Он проиграл, а я даже не заметил как. Впрочем, мне теперь было не до Клима.

*****

Мила очень любила пальмы. Одним из самых ярких воспоминаний её детства был поход с родителями и сестрой в тропическую оранжерею ботанического сада Санкт-Петербурга. Мила тогда была слишком мала, чтобы запомнить детали, в её памяти отложилось лишь то, что в тропической оранжерее было очень красиво. А самые яркие эмоции девочке подарила пальма — высокая, с мохнатым стволом и короной из больших зелёных листьев на макушке.

Эта пальма произвела на Милу такое сильное впечатление, что после похода в ботанический сад девочка целую неделю каждый день рисовала диковинное растение. И ещё она попросила папу водить её в ботанический сад хотя бы раз в три месяца. Папа пообещал. Но выполнить это обещание у него не получилось. Вскоре после этого родители погибли, и детство у Милы закончилось. Любовь к пальмам тоже постепенно сошла на нет — было не до них.

Второй раз в жизни Мила увидела пальму в Сочи, куда приехала на встречу с сестрой, уже будучи студенткой Кутузовской академии, и неожиданно поняла, что это необычное тропическое растение, вызывает в её душе эмоции, которые она в последний раз испытывала девочкой во время того самого похода с родителями в ботанический сад. Это было невероятно, но пальма, которую Мила видела-то всего один раз в жизни, напоминала ей о том времени, когда она была абсолютно счастлива.

После этого Мила ещё два раза приезжала в Сочи, лишь для того, чтобы просто погулять по набережной под пальмами. После побега из Новгорода о поездке в Сочи уже не могло идти речи, но Мила могла себе позволить съездить в любое другое место, где растут пальмы, например, в Аравию, и даже какое-то время там пожить. Деньги у княжны Никитиной на это были, а вот время она за полтора года так и не выкроила.

Когда восемь дней назад в доме на Большой Монетной улице виконт Карингтон, предложив Миле загадочную работу, сообщил ей, что она на следующий день выедет в Ригу, а затем в Глазго, девушка сразу поняла, что ни в какой Глазго она не поедет. На месте Виконта было бы глупо давать девушке, которая может исчезнуть после встречи, месторасположение подготовительного центра. Так оно и вышло — в Ригу на следующий день после разговора с британским консулом Мила поехала, а вот оттуда её путь лежал вовсе не в Шотландию.

В Риге у Милы забрали её латвийский паспорт на имя Милены Леймане и выдали паспорт подданной Священной Римской империи Линды Раух. Дали денег на дорогу, проживание в пути и суточные, а также адрес в Измире, по которому Мила должна была явиться ровно в полдень через неделю. Видимо, в этом городе или в его окрестностях и находилась та самая база, на которой Милу должны были подготовить к встрече с потенциальным работодателем.

Никто не собирался её контролировать, за ней