— Пройти дай! — скорее прошипела, чем проговорила. Он тут же отодвинулся в сторону, и я выскочила из аудитории. Из-за спины донесся женский голос: «Ну и придурок ты, Артем»!

И как мне здесь еще три с половиной года учиться? Они же мне проходу не дадут теперь. Я не умею, как Машка плевать на всех, это с нее как с гуся вода. Я уже шла домой по улице, но мне казалось, я по-прежнему слышу их смешки.

Я очень хорошо помню свою первую обиду на ровесников. Мне 9 лет, мы с бабушкой только переехали. Первый день в новой школе. На мне красивое синее платье, самое лучшее, с плиссированной в клетку юбкой, светлые колготки и осенние ботинки. Я болела в сентябре ангиной и класс пришла только в октябре.

— Проходи, пожалуйста! Ребята, знакомьтесь, это Варя Барсукова, она теперь будет учиться в вашем классе…

На меня смотрели тридцать пар глаз. Я смущенно улыбалась, но страха не было. У меня не было проблем с ребятами в прошлой школе.

Уже после первой перемены я поняла, что здесь все по-другому.

Ко мне подошли две девочки.

— У тебя странное платье. Некрасивое, мы здесь так не одеваемся. И рюкзак. Лиза, ты видела ее рюкзак? Это ужас какой-то. И колготки…

Они еще что-то говорили друг другу, как будто меня не было рядом. А потом все пошли на урок. На следующей перемене ко мне уже никто не подходил. Меня просто не замечали. Не унижали, не смеялись, просто не видели. Не приглашали на дни рождения, не звонили по вечерам, не рассказывали секреты, не сплетничали. Таких, как я, было еще две девочки в классе. С ними тоже никто не дружил, я как-то подошла к одной из них, но она шарахнулась от меня, даже разговаривать не стала.

Я долго не рассказывала бабушке. Она видела, что мне тяжело на новом месте, просто думала, что я никак не могу привыкнуть к новой обстановке. И это все временно…

А потом застала меня плачущей у школы. Весь класс отмечал день рождения Игоря, двоечника, но его почему-то все любили… Родители сняли для него игровой зал в торговом центре на два часа. Он позвал всех. Кроме меня и этих двух девочек.

Я отказалась переходить в другую школу — кто знает, что было бы там, а тут меня просто не замечали, да и постепенно я привыкла быть одна. Но та школьная обида не забылась. Я сторонилась шумных компаний, даже когда меня начали туда звать, не дружила с одноклассниками и была сама по себе в школе. А потом у меня появился настоящий друг.

Зазвонил мобильный. Неужели?

— Ма-а-ш? Ты? — голос дрожал от волнения.

— Я, я. Ты где? Уже полчаса жду у твоего клоповника. Где тебя носит?

Из головы тут же вылетели все мысли о Воронове, смешках одногруппниц, будущих сплетнях. Ворчливый тон Епифанцевой свидетельствовал о том, что с ней все в порядке.

— Меня? Меня где носит?! Это ты… тебя… Господи, Машка, я так волновалась. Ты где была?

— Да так… Дела были. Слушай, ты когда у себя будешь?

— Минуты через три… А ты…

— Давай, жду.

К подъезду я подбежала через минуту, Машка стояла у двери, кутаясь в полушубок. Сейчас она мало была похожа на себя — ни грамма косметики, волосы собраны в хвост… На вид ей можно было дать лет 15. Этакая девочка-переросток.

— Ну слава богу! Я уж думала куковать тут весь день буду! Давай быстрее в подъезд. Холодно же.

Я молча ввела код домофона, открыла дверь подъезда. В нос ударил запах мочи. Машка поморщилась. Мы поднялись в квартиру.

— Ты понимаешь, что тут небезопасно жить? Или ты кайф ловишь от этого притона?

— Не всем повезло родиться у папы-пекаря, который может купить дочурке шикарную квартиру рядом с универом.

— Зато тебе повезло дружить с дочуркой папы-пекаря… Варь, хватит глупить. Переезжай ко мне. Знаю, что не подарок и со мной непросто, но так я хоть буду за тебя спокойна…

— Во-первых, никакой это не притон, здесь живут и нормальные люди. Мне нужен свой угол, я привыкла жить одна, понимаешь… А во-вторых, где тебя носило два дня?! — Голос сорвался на крик. — Я чуть с ума не сошла. Ты хоть представляешь, что за эти два произошло?

— А что произошло? — Машка внимательно рассматривала содержимое моего пустого холодильника.

— Что произошло?! Твоего ненаглядного Полянского наркотиками накачали вместе с рыжей Катей. Меня чуть в полицию не забрали. Леднев из меня душу едва не вытряс, говорил, что ты тут замешана, что торгуешь наркотиками… Я почти с ума от всего этого сошла! А ты два дня где-то шлялась и спрашиваешь, что произошло?

Я орала, я впервые в жизни орала на Машку. Слезы текли по щекам. Какой-то голос внутри отстраненно говорил, что у меня запоздалая реакция на стресс, что так мой организм справляется с ситуацией, что только сейчас я могу расслабиться.

— Эй-эй! Притормози. Все нормально. Я тут ни при чем.

— Ни при чем? Тогда где ты была, Маша? Почему Айс сказал, что это твоих рук дело? Вчера прислал смску, что сегодня сама объявишься. И вот ты тут! Он нашел тебя, да?

— Ты говорила с Ледневым? — Машка вдруг стала непривычно серьезной.

— Говорила, говорила. Мы с ним нашли Полянского без сознания.

— И он сказал, что я Макса наркотиками накачала? Да я была пьяна вусмерть. Ты меня сама спать укладывала!

Я смотрела в глаза подруги. Мы знакомы всего полгода, но сейчас это самый близкий мне человек. Никогда бы не подумала, что такое возможно. Мы даже не ссорились ни разу по-настоящему.

— Маш, давай выкладывай! — Я смотрела на нее и видела, что она волнуется. Волнуется, как человек, который не хочет врать, но и всей правды не скажет. Если она соврет, у нас все закончится. А у меня, кроме нее, никого нет. Я сделала глубокий выдох.

— Мань, куда ты вляпалась?

— А почему ты думаешь, что я вляпалась?!

— Да я по глазам твоим вижу! Где ты была?

Молчание.

Снова шумный выдох.

— Ладно, давай так. Если не хочешь, не отвечай. Только не ври.

Кивок.

— Тебя Айс попросил прийти?

Снова кивок.

— Почему ты его послушалась?

Нервный смех.

— А ты много знаешь людей, кто его не слушает? Я вообще-то хочу не только в этом универе учиться, но и жить нормально в этом городе. Не знала, что вы общаетесь.

Смешно. Общаемся? Ну как сказать!

— Он многое о тебе знает, да? Больше, чем я?

Снова кивок.

— Маш, ты поэтому его боишься?

— Может, хватит уже вопросов? Я же сказала, я тут ни при чем! Он ошибся.

— Но к наркотикам отношение имеешь?

— Варь, я не принимаю. Ничего. И не торгую. Больше не спрашивай.