Надя подумала: надо бы убраться отсюда поскорее, пока он спит. Раз уж она сыграла в популярную московскую игру – «независимая девушка снимает на ночь сильного самца», – надо быть последовательной. Уйти не попрощавшись, возможно, нацарапав торопливую записку: мол, было здорово, как-нибудь позвони. А телефонного номера при этом не оставлять.

Но получилось по-другому. Данила проснулся – и улыбнулся ей так приветливо и ясно, что она растаяла и согласилась вместе позавтракать. По пути в душ он подхватил Надю на руки и закружил – легко, как будто она была невесомой балериной. Этот жест показался ей трогательным, была в нем какая-то детская, дурашливая нежность. Она поцеловала его в плечо, отметив, что кожа на вкус солоноватая, словно Данила только что искупался в море. Волосы его были чистыми, шелковыми. В этой квартире он казался чужим.

Данила быстро пророс в нее, распространив по венам ядовитые споры. Одно свидание, другое, смех, соленый вкус его кожи, он прокусил ей губу, и была кровь, она пришила ему две пуговицы и сварила компот из ранней клубники. Встречали рассвет на Воробьевых, валялись в прохладной траве Лефортовского парка, кидали плоские камушки в фонтан на ВВЦ, танцевали степ в ирландском пабе, взбирались на крышу двадцатиэтажного дома и вызывали туда курьера с пиццей. Пиццу съели, а корочками кормили ворон. Были на дне рождения его приятеля, подарили живую шиншиллу – вертлявую, мягкую, с испуганными глазами-изюминами. Много говорили и много смеялись.

Не прошло и двух недель, и Надя впервые произнесла вслух – «это оно». «То самое». Пусть они разные, пусть бабушка, мельком увидев его в окно, поджала твердые губы и пробормотала то ли «а что еще можно было ожидать от такой неудачницы, как ты», то ли «только через мой труп», а может быть, и то, и другое сразу. Наде было все равно.

К слову, бабушкино отрицание было не единственным негативным обстоятельством.

Была еще некая Лера – длинное надменное лицо, пшеничные волосы до талии, татуированные крылья на лопатках, – которая миллион лет Данилу знала, весь этот миллион лет с ним спала, снисходительно прощая прочих любовниц и считая его безусловной собственностью. О ней Надя узнала не сразу. Данила сам обмолвился – между дел, нехотя, и тут же попытался перевести разговор на другую тему, но оторопевшая Надя вцепилась в него, надавила и все выведала. У Леры тоже был мотоцикл, когда-то она работала манекенщицей, но из модельного агентства ее выгнали за те самые татуированные крылья. У профессиональной модели не должно быть тату.

– Но как же так… А я? – В Наде не было злости, только обида, недоумение.

И еще надежда, что раз он держится так уверенно и непринужденно, то все возможно распутать, исправить, решить.

– А что ты? – Он поцеловал ее в макушку. – Я тебя люблю.

Это было сказано не впервые. Надя уже успела пережить, пересмаковать это «люблю», впустить его в сердце, принять как должное.

– А… она? Зачем тогда она?

– Ну ты понимаешь… Лерка мне как сестра. Почти.

– Ничего себе, сестренка! Тогда это называется инцест.

– Да что ты, в самом деле? Это правда ничего не значит. Не могу же я сказать, что не буду с ней больше общаться. Мы в одной компании. Она тоже всегда на Воробьевых.

– Я и не прошу перестать с ней общаться, – возразила Надя. – Мне просто хотелось бы, чтобы ты больше с ней не спал.

– Ну… Я попробую. – Только Данила мог сказать эти слова таким тоном, что его не хотелось немедленно убить, а потом вырезать сердце и пустить на котлеты.

– То есть ты не обещаешь?

– Наденька… Я тебя люблю. У нас особенные отношения, разве ты не видишь? Думаешь, я часто такое говорил? Я сразу понял, что у нас что-то получится. Поэтому и решил быть с тобой честным.

– Разве это честность? Это только звучит как честность. А на самом деле ты просто пытаешься узаконить обман.

– Долой пафос! – Он открыл бутылку легкого пива о краешек стола.

Протянул ей, и Надя послушно сделала глоток. Ее мутило.

– Боюсь, у меня так не получится…

– Все будет хорошо. – Он притянул ее к себе и крепко, до боли, обнял. – Лера – это же просто так… Но если не получится, неужели ты думаешь, я предпочту это «просто так» тебе?

Это были именно те слова, которые Надя рассчитывала услышать. Она до конца так и не поняла, шли они от сердца или от головы. При всей своей дремучести Данила был неплохим психологом – у него был талант чувствовать людей.

В ближайшие недели он не давал повода для ревности. Почти все время они проводили вместе. Он звонил Наде по сто раз на дню, встречал ее у магазина в конце смены, а на выходные забирал к себе. С бабушкой к тому времени она почти не разговаривала. Надя ждала, когда Данила предложит ей переехать. Даже вещи начала собирать.

А потом она познакомилась с Лерой. Та сама к ней подошла. Была какая-то вечеринка, в переполненном баре у Данилы оказалось много друзей, а Надя чувствовала себя потерянной. Она сидела у стойки, пила колу со льдом и теребила жемчужный браслет.

Лера выглядела так, что все оборачивались ей вслед, – то был особенный сорт драматического маргинального шика, который трудно воссоздать искусственно. Растрепанные волосы, стянутые в небрежный хвост, кожаные штаны, десяток потускневших серебряных браслетов, густо подведенные глаза, черная помада на губах, простая белая майка, ошейник с шипами.

– Жемчуг и джинсы? Интересно. – Насмешливый тон обесценивал комплимент, а в прицеле пристального взгляда зеленых глаз захотелось скукожиться, притянуть колени к груди и обнять их.

Надя ничего не ответила, только настороженно рассматривала незнакомку. Блондинка была пьяна – не то чтобы на ногах не держалась, но глаза ее блестели, а взгляд был мутноватым, как у сонного карася.

– Лера.

Грязноватая рука с обкусанными ногтями потянулась к Наде, и та машинально ее пожала (подумав, что надо не забыть протереть ладони проспиртованной салфеткой, когда странная девица отойдет).

И только потом поняла, кто перед ней.

– Значит, вот ты какая. – Лера беззастенчиво рассматривала ее. В новой знакомой не было агрессии, только концентрированное любопытство. – Что ж, ничего, нормальная. Только вот можно совет? Никогда не носи золотые сережки с жемчугом. Так только бабки делают… А может, водки выпьем?

И не дожидаясь ответа, просигналила бармену, который поздоровался с ней как с родной, расцеловал в обе щеки, спросил о новостях, на что Лера невозмутимо ответила: «Да вот, полюбуйся. Очередная баба Данилы моего. Конечно, она получше, чем те, что были до. Но все равно…» – В этом месте Лера скривилась и показала кончик языка. Бармен расхохотался, а пунцовая Надя не знала, как принято поступать в таких ситуациях. Выплеснуть колу ей в лицо и гордо уйти? Уйти просто так, незаметно затеряться в толпе? Позвать Данилу и попросить его разобраться?

И то, и другое, и третье показалось ей инфантильным, и она просто осталась на месте.