Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Часто?
– Достаточно.
– Была какая-то особая причина, по которой вы не виделись?
– Нет. Не было никакой причины. Я живу в трех часах езды от них. У нас у всех полно дел, – он поискал помощи у Баба, но напрасно. – Ты видел его каждый день дома, что скажешь?
Нэйтан ждал, что Баб пожмет плечами, но тот вдруг задумался. Наконец он вздохнул.
– Кэм был слегка на взводе последнее время.
Нэйтан смотрел на него не мигая. Насколько же все было плохо, если даже Баб заметил?
– На взводе в каком смысле? – Спросил Ладлоу.
И на этот раз Баб действительно пожал плечами. Казалось, он несколько раздражен.
– Да не знаю. В обычном смысле.
Все ждали, но, очевидно, добавить ему было нечего.
Ладлоу перепроверил записи.
– Кэмерон жил на своей земле с кем-то еще?
Баб начал загибать пальцы:
– Я, мама, Ильза – его миссис – и их две дочки, дядя Гарри…
– Гарри Бледсоу, – уточнил Нэйтан. – Он на самом деле нам не дядя, он друг семьи. Работает на этой земле с тех пор, когда нас еще на свете не было.
– То есть, по сути, работник? – спросил Ладлоу.
– Ну, по сути, да, но никто его так не воспринимает, – сказал Нэйтан.
Баб кивнул.
– Еще у нас сейчас работает парочка заезжих.
– Чем занимаются? – спросил сержант.
– Ну, как обычно. Физический труд. Работа по дому. Кэм нанял их несколько месяцев назад.
– И часто он брал людей на работу?
– Когда была нужда, – сказал Нэйтан. – Есть более-менее постоянный приток и отток контрактников и рабочих в течение года, в зависимости от того, что сейчас происходит. Глен – сержант Маккенна – все это знает.
Ладлоу молча записал в свой блокнот еще что-то.
Стив встал и отряхнул колени.
– Ну ладно, можно переносить его в машину. Мы с сержантом справимся, если, конечно, кто-то из вас не настаивает на своем участии.
Нэйтан и Баб потрясли головами. Нэйтан был рад устраниться. Он подозревал, что всю жизнь будет потом вспоминать вес брезентового свертка.
Стив снова нагнулся к телу.
– Я сейчас сниму брезент, отвернитесь, если вам, например, хочется полюбоваться местными красотами.
Нэйтан хотел было что-то сказать Ксандеру, но парень уже и сам отвернулся. Нэйтан снова подумал о городской изнеженности, но был рад. Баб вперился в линию горизонта.
Нэйтан замешкался, и решение приняли за него. Брезент соскользнул, когда оседающее тело Кэмерона клали на носилки. Баб был прав. Ран не было, по крайней мере, видимых, но от жары и жажды с человеком происходят чудовищные метаморфозы. Он пытался содрать с себя одежду, когда разум его окончательно покинул, и вся кожа разошлась трещинами. Что бы ни творилось в голове Кэмерона при жизни, в смерти мира он не обрел.
Носилки все еще стояли у Нэйтана перед глазами, хотя их уже давно погрузили в машину. Сержант Ладлоу обернулся к могиле, бессознательно вытирая руки о бока штанов. На мгновение он застыл, потом сделал шаг к ней, изучая место, на котором только что лежал Кэмерон. Обнажившаяся теперь земля была песчаной, с редкими пучками травы. Сержант наклонился, присматриваясь.
– А это что?
Нэйтан чувствовал, что Баб и Ксандер следуют за ним. Все уставились туда, куда указывал сержант Ладлоу.
У основания надгробия, там, где недавно земля была придавлена спиной Кэмерона, виднелось небольшое углубление.
Оно было с три кулака в ширину и пустовало.
Ладлоу сделал целую серию снимков. Нэйтан видел, как сержант сунул туда палец в перчатке. В ту же секунду одна сторона углубления стала исчезать в наползающей мягкой земле. Земля вела себя здесь как живое существо, и Нэйтан знал, что через день-два от углубления не останется и следа. Ладлоу попытался просунуть руку дальше, и Нэйтан мельком подумал о том, глубоко ли на самом деле зарыт стокман.
– Я здесь ничего не вижу. – Ладлоу вытер руки о штаны, и, сощурившись, глянул на Стива. – Вы проверяли его руки?
Стив исчез за машиной скоро помощи, чтобы через минуту появиться снова.
– Ногти сломаны, и под ними есть следы песка и гравия. Он мог прорыть эту нору руками, если вопрос был в этом.
– Но зачем ему было тратить на это энергию?
– Черт, да потому что у него мозг поджарился!
Все обернулись на голос Баба. Он смотрел на них, скрестив руки на груди.
– А что? – пожал он плечами. – Это же очевидно, разве нет? Вчера было сорок пять градусов. Без понятия, почему Кэм ушел от машины, но в тот момент, когда он это сделал, на нем уже можно было ставить крест. Конец истории.
Ладлоу посмотрел на Стива, тот коротко кивнул.
– Нельзя сказать, что он не прав. От обезвоживания очень быстро начинает путаться сознание.
Они все еще долго смотрели на вырытую нору. Ладлоу оторвался от нее первым.
– Я хочу взглянуть на его машину.
Нэйтан вызвался отвезти сержанта, и Баб не возражал. Казалось, он был рад остаться со Стивом, который должен был собрать образцы и положить их в холодильник, до того, как они утратят всякую ценность.
Он пролез через с забор вместе с Ладлоу и Ксандером и направился к джипу. В кои-то веке Нэйтан рад был оказаться на своей стороне. Противоестественный вид Кэмерона на земле, которую он любил, нарушил баланс этого места, как если бы кто-то отравил воздух.
Руки Нэйтана слегка дрогнули на руле при воспоминании о той последней встрече с Кэмом, в июне или когда там. Кэм наверняка улыбался, потому что он вообще был улыбчивым. Мужчина размял руки. Все, что он сейчас мог представить, – это лицо под брезентом. Он уже жалел, что вовремя не отвернулся. Когда он завел машину и отъехал от могилы, вдруг понял, что Ладлоу что-то говорит.
– Простите?
– Я спрашивал, специально ли вы с братом купили землю по соседству.
– А. Нет. Бёрли Даунс принадлежал отцу, так что я, Кэм и Баб здесь выросли, а потом я получил землю по эту сторону забора, когда… ээ… после свадьбы, – в зеркало он видел, что Ксандер смотрит в окно, делая вид, что не слушает. – Это было двадцать лет назад. Наш отец умер примерно тогда же, так что Кэм занялся Бёрли Даунс.
– То есть земля перешла в его собственность?
– Он ею управлял, и владел самой большой долей.
– Вот как?
– Да. Но в этом нет ничего такого. Все было по-честному. После смерти отца каждый получил треть. Я продал Кэму половину своей почти сразу после этого, и он управлял этим местом. Организовывал все повседневные работы и большую часть долгосрочных. У Баба остается его треть, я все еще владею шестой частью.