– Так вы знакомы с Каббалой?

– У меня высший градус в ложе Девяти сестер, мадам, а кроме того, я брал уроки алхимии у самого Парацельса! И заклинание помогло мне раскидать одного за другим пятнадцать разъяренных русских медведей.

– Поразительно!

– Благодарю вас! Однако продолжим. Стуча зубами от холода, потеряв извозчика и несколько лошадей, питаясь одними шишками и кореньями, я все-таки добрался до Сибири. По пути я основал восемь железоделательных заводов и два университета, обнародовал несколько декретов Екатерины, отменяющих крепостное право, и спас от разбойников прекрасную девушку, оказавшуюся впоследствии внебрачной дочерью покойной императрицы Елизаветы. Прибыв на место, я немедленно приступил к обучению аборигенов.

– И вы выполнили свою миссию? Я и не знала, что в Сибири говорят по-французски!

– Увы, нет, мадам! И виной тому – чары Венеры. Я полюбил прекрасную сибирячку, но, на наше несчастье, она приглянулась еще одному человеку – императорскому наместнику, генерал-интенданту Перми. Он принялся интриговать против меня. Я оказался в опале. Под страхом смерти мне было велено покинуть пределы Российского государства.

– И это несмотря на все, что вы для них сделали?!

– Да, мадам. Ведь королевская благосклонность – вещь переменчивая. Мне пришлось бежать в Китай.

– Так вы говорите и по-китайски?

– Один старый брамин, нашедший последний приют в замке моего воспитателя, научил меня этому наречию. Извольте удостовериться. Ом мани падме хум. С китайского это переводится как «вы очаровательны, сударыня».

– Боже мой, вы мне льстите!

– Ничуть.

– Тысячу лет не слышала ничего подобного!

– Вина в этом лежит не на вашей внешности, которую я бы назвал блистательной, а на дурных манерах и нелюбознательности нынешних парижан.

– О, как вы правы, сударь! В наше время нравы уже не те. Повсюду эта грубая мебель на римский лад, эти странные костюмы, подражающие одеждам прислуги, эти разговоры о политике… Говорят, теперь модно не носить парика и не пудрить волосы. Подумайте, что за дикость! Боюсь, что настоящее изящество ушло от нас вместе с Монтескье и Вольтером. Я до сих пор их оплакиваю… Впрочем, вернемся к рассказу! Мне не терпится узнать, чем же вы занимались в Китае и кто вы, в конце концов?

– В Китае мне пришлось заниматься самым примитивным трудом. Я поступил в услужение к одному мандарину и строил для него пагоды, выращивал ананасы, служил пастухом при огромной стае очаровательных обезьянок.

– И это – несмотря на ваше происхождение?!

– Китайцам ничего не известно о европейских титулах, мадам.

– Какая дикость! Как же вы оттуда выбрались?

– За короткое время я в совершестве овладел техникой изготовления фарфора и вскоре стал одним из самых прославленных мастеров в Китае. Прежде никому из китайцев не приходило в голову мастерить чайные чашки во вкусе Марии-Антуанетты. Я был первым, и мои изделия шли нарасхват. Вскоре я скопил достаточно денег, чтобы построить собственный корабль.

– Должно быть, морской путь из Китая во Францию занял не меньше года!

– Я не спешил во Францию. Мне еще хотелось посмотреть мир. Я пересек Тихий океан и оказался в Америке.

– Не удалось ли вам поучаствовать в Войне за независимость?

– Еще как удалось! Прибыв в Соединенные Штаты, я моментально встал под ружье. Разве можно было не поддержать американских инсургентов, этих величайших борцов за свободу и права человека?! Любой просвещеный человек сделал бы на моем месте то же самое! Я разил англичан направо и налево, рассылал по всей земле письма с призывами выступить на стороне американцев, помогал Джефферсону писать «Декларацию независимости». Меня хотели даже сделать послом во Франции, но я в последний момент отказался, предложив вместо себя Франклина.

– Вам не хотелось обратно в Европу?

– В то время Европа казалась мне всего лишь эпицентром деспотизма и мракобесия. Я решил обосноваться в Америке и жить вдали от королей и папы, уважая права человека и наслаждаясь справедливыми законами. Для этого я приобрел хлопковую плантацию и тысячу негров, которые должны были ее обслуживать. Жизнь плантатора была настоящим раем. Управление рабами не отнимало у меня много времени, так что я полностью посвятил себя магии и алхимии. Поиски философского камня привели меня к мудрому вождю одного индейского племени.

– Неужели индейцам ведома алхимия? Я почитала их полными дикарями!

– Я тоже пребывал в плену подобного заблуждения, покуда не встретился с Зорким Глазом. В обмен на нитку бус и двадцать третий том Энкциклопедии Дидро и д’Аламбера вождь открыл мне тайну взаимопревращения металлов.

– Я удивляюсь все больше и больше! Выходит, сударь, вы способны делать золото?!

– Я сделал для себя несколько сотен фунтов, мадам.

– Боже правый! Так вы богач!

– Мое главное богатство – это мои знания. Золото быстро опротивело мне. Я не мог наслаждаться им в одиночестве. Секрет взаимопревращения металлов должны были узнать европейские государи, ведь богатство королевства – это богатство подданных, не так ли, мадам?

– Разумеется! И вы вернулись в Старый Свет!

– Мой корабль причалил к пристани Лиссабона. Увы, португальская королева Мария не захотела меня выслушать! Я отправился в Испанию, попутно разоблачая Инквизицию и издавая памфлеты против церковного мракобесия. Но и в Мадриде мой секрет никого не заинтересовал. Я проехал всю Францию, побывал в Генуе, Венеции и Тоскане, посетил владения Габсбургов, но ни один государь так и не проявил интереса к моему открытию!

– Боже мой! Возможно ли это? Короли отказывались брать золото, которые вы буквально подносили им на блюде?

– Увы, сударыня! Деспотизм слеп как к народной нужде, так и к возможности эту нужду облегчить! Я был в отчаянии. Подумать только: иметь в руках средства для водворения всеобщего благоденствия и быть не в состоянии им воспользоваться!

– Вы могли изготавливать золото и раздавать его беднякам.

– Поначалу я так и делал. Мне казалось, что я делаю добро, но вскоре я увидел, как оно обращается во зло. Я не мог в одиночку производить достаточно золота для удовлетворения потребностей всех обездоленных, а узнав, что у одного из их собратьев появились деньги, другие нищие немедля убивали его, чтобы завладеть вожделенным металлом. Мои подарки породили множество преступлений. Увидев это, я окончательно понял, что настоящую пользу мой рецепт принесет только тогда, когда окажется в руках законного государя.

– Но вы так и не добились своего?

– Когда неудачи привели меня в такое отчаяние, что я был готов проститься с жизнью, в горах родной Трансильвании мне повстречался странствующий философ. Мы вели долгие задушевные беседы о Каббале, о животном магнетизме, о воздухоплавании, о правах человека и великой роли общества вольных каменщиков в деле их утверждения. Я обмолвился о своем тайном рецепте. Философ внимательно выслушал меня, похвалил за то, что я пекусь об общественном процветании, и посоветовал создать свой алхимический орден. В одиночку мне не удастся достучаться ни до одного из государей, но если я обзаведусь последователями, то они еще до наступления нового столетия создадут Соединенные Штаты Европы во главе с просвещенным государем, выплавляющим золото для своих счастливых подданных. Особую роль в этом ордене, предрек мой новый друг, надлежит сыграть женщине.