И замерла от ужаса, прижав виновную в преступлении руку к груди. Боже, что я наделала…

– Мудак, говоришь? – усмехнулся Знаменский, возвращаясь в вертикальное положение. Левая щека его горела – это было видно даже из-под бороды. А еще горели глаза – недобрым, темным огнем, обещающим нехорошее.

Он вернулся за стол и тяжело сел, опершись на локти.

– Что ж, будет тебе мудак. Раз уж все равно таковым меня считаешь.

– Что… Что вы имеете в виду?.. – внезапно снова ослабев, я тоже опустилась обратно на стул.

– Я не трахаю студенток за оценки, Семенова, – жестко сказал он. – И вообще никого и никогда в жизни еще ни к чему не принудил. Но за то, что ты вот так с бухты-барахты поверила какой-то разфуфыренной шлюхе – кстати, я вспомнил о ком речь, так что можешь не утруждаться… Поверила и готова была из-за каких-то бабских сплетен уничтожить мою репутацию, тебя надо хорошенько проучить. Дать тебе, так сказать, жизненный урок.

– Н-не надо  меня проучать… – пролепетала я, чувствуя, как бледнею. – Я все поняла, раскаялась, осознала и больше не буду! М-можно я пойду?..

– Не можно! – прорычал он. – Теперь ты будешь делать только то, что я скажу, как скажу, и когда скажу. Иначе твоей учебе конец, и можешь валить обратно в свой Урюпинск. Поняла?

Меня ударило в холодный пот. Чувствуя, что вот-вот упаду в обморок, я слабо кивнула.

– Вот и отлично. А теперь давай, детка… Вперед и с песней… – он откинулся на кресле, явно с удовольствием чего-то ожидая. – Делай то, чего потребовал бы от тебя «мудак», которого ты пришла отправлять за решетку.

О боже, нет…

– Что?.. Что д-делать?..

– Как что? Раздевайся, Семенова.

***

 Шумно проглотив слюну, я прокрутила у себя в голове его последние слова.

Нет, у меня не слуховые галлюцинации. И нет, я не сплю и не вижу очередной «мокрый» сон, от которого вскоре проснусь, хватая ртом воздух и пытаясь сообразить, где я и что я.

Он действительно это сказал.

Вот так просто.

Раздевайся, Семенова.  

Реальность оказалась куда страшнее фантазий, от которых по коже бегут приятные мурашки и хочется запихнуть промеж ног одеяло. Внезапно стало очень холодно, и я поежилась. Какое-там «раздевайся»?..

Хотя… согреет уж, наверное – пронеслась подлая мыслишка, и я сердито погнала ее прочь.

– Я жду, Семенова, – поторопил меня этот уже официальный мудак.

– Вы серьезно?

Я все еще не могла поверить своим ушам.

– Неужели я выгляжу так, будто шучу? – он нахмурился. – Давай-ка исправим это твое ошибочное впечатление.

Он что-то набрал на своем телефоне и через пару секунд я услышала свои охи и стоны, сопровождаемые чужим, довольно высоким голосом. Знаменский хмыкнул.

– Кстати, если еще немного подкрутить, и многие подумают, что это ты с девочкой кувыркаешься… – он пощелкал мышкой, придвинувшись к компьютеру. – Теперь загрузим вот сюда…

– Куда вы это загружаете? – заволновалась я.

Это все несерьезно! Он не может, не может! – закрутилось в голове. Вот сейчас засмеется, сотрет запись и отправит меня восвояси. Или не сотрет – оставит на всякий случай, подстраховаться. Но в любом случае – отпустит меня, а не заставит…

– Пока я загружаю аудиофайл с твоей фотографией на обложке на свой подставной аккаунт в студенческой группе – разрешив доступ только себе. Но если через минуту на тебе все еще будет этот дурацкий джемпер…

Он многозначительно поиграл бровями.

 Нет, он не шутит, с тоской поняла я. Совсем не шутит. Что ж, придется с репутацией распрощаться – буду изгоем. Главное, доучиться, а там хоть трава не расти. Москва большая – все стерпит…

Будто услышав мои мысли, Знаменский развернул ко мне монитор.

- А это расписание твоей группы на ближайшие три семестра – мне прислали, потому что я веду у вас примерно треть лекций и семинаров. Угадываешь, к чему я клоню?

Как не угадать, с тоской поняла я. Решил бить по всем фронтам. И если насмешки однокурсников я бы еще стерпела, то как бороться с тем, что один из главных преподов потока решил валить меня по всем предметам?

Если бы была запись с его домогательствами… Но ее нет. Есть просто наш с ним разговор, где он просит меня достать ему тетрадь с верхней полки…

- Я жду, Семенова… - повторил он, и внезапно я поняла, что мне надо делать.

Тянуть время. Что-нибудь да поменяется – вплоть до того, что он сам «перегорит». Или опомнится. Все же взрослый человек, а не мальчишка-третьекурсник с острой формой спермотоксикоза.

- Как вы догадались, что я вас записываю?

Он нетерпеливо поморщился.

- Вот ты умеешь сбить настрой. А я уже представлял, как ты лежишь ты у меня на столе попой кверху.

Тянуть время придется умело, поняла я, и сняла наручные часы. Положила их на стол.

- Один ответ, одна вещь.

Он сузил глаза.

- Принято. У меня установлена камера в приемной у Миланы. Я увидел, как ты не желаешь оставлять свой телефон, и заинтересовался, почему. А потом просто сложил два и два.

 - И все? Какая прозорливость…

- Еще одну вещь, пожалуйста. Не украшение.

 Мое сердце заколотилось так, будто я только что пробежала стометровку. И не только от страха.

- А если кто-нибудь… войдет?

Виктор Алексеевич подался вперед, буравя меня взглядом.

- Все может быть. Войдет и увидит тебя – голую. Но не бойся, я скажу, что вызвал девочку из эскорт-агентства. Мне простят.

Мне придется снять перед ним свитер, поняла вдруг я. От этого не отвертеться, не потянуть больше времени. Разве что использовать ситуацию с пользой…

– Расскажите, что случилось с Ритой…

И потащила свитер наверх.

Не сводя взгляда с моей руки, он ответил.

– Приперлась ко мне – в точности, как ты. Только про микрофон не додумалась… Чуть не с порога сорвала с себя футболку. Села в это самое кресло, напротив меня и…

Знаменский замолчал, уставившись на мою грудь в тонком, белом бюстгальтере.

– Вот у нее лифчик точно подороже был, – чуть осипшим голосом произнес он наконец.

И явно не знал больше, что сказать. И я тоже не знала. Что можно сказать, когда сидишь в кабинете своего преподавателя в одном белье – несчастная и замерзшая? Чувствуя, что тебя сейчас разложат на столе и используют, как дешевую куклу из секс-шопа. Именно что дешевую – судя по последней реплике.

– Одевайся… - все также хрипло приказал Виктор Алексеевич.