– Тебе этого не понять. – Мейвис стояла у плиты спиной к Кейт, помешивая варево в чугунном котелке.

– Мама, – прошу тебя!

– Он добрый человек. Ему просто… приходится нелегко.

– Если я когда-нибудь выйду замуж, – сказала Кейт с яростным блеском в глазах, – мой муж не станет так со мной обращаться. Пусть только попробует – я… я его убью.

Жестокие слова Кейт поразили Мейвис. Она обернулась и в упор посмотрела на дочь:

– Кейт Колсон, не смей так говорить. Господь тебя покарает.

Наверное, уже покарал, подумалось Кейт.

– Твой папа, он… он любит меня. Помни об этом. И тебя он тоже любит.

Кейт тяжело опустилась на стул.

– Нет, мама, не обманывай себя. Он негодяй.

– Нельзя говорить так об отце. – Она снова повернулась к плите. – Ты многого не понимаешь.

Кейт сжала кулаки.

– Мама, я уже не маленькая, мне шестнадцать лет. Скажи мне правду.

– Ты еще ребенок.

Кейт захотелось схватить мать за плечи и встряхнуть, но она сдержалась.

Мейвис дрожащей рукой поправила шпильку.

– На ферме дела идут из рук вон плохо, а папа гордый, ты сама знаешь.

– Я не припомню, чтобы у нас когда-нибудь дела шли хорошо. – В глазах Кейт блеснул гнев. – Мне ненавистна эта нищета. Все, кроме Энджи, надо мной смеются. – У нее задрожали губы. – Мне даже краситься не позволено.

Горечь в материнском взгляде не могла ее остановить. Все, что годами копилось у нее в душе, выплеснулось наружу.

– Посмотри, как я одета. В этом тряпье, в длиннющих юбках я как старая ведьма.

– Ты у меня красавица. – Мейвис подошла к дочери и положила руку ей на плечо, а потом в порыве нежности поцеловала в светловолосую макушку.

– Мама, давай уедем, чтобы он больше не смел тебя трогать. – Кейт давно хотела это сказать, но отчужденность матери удерживала ее.

– Бросить отца? Нет, на это я не пойду. Да и куда нам ехать? На что жить?

– Поживем первое время у тети Милли в Айдахо. – Глаза Кейт горели надеждой. – Я найду работу, ты тоже. Как-нибудь сведем концы с концами.

– Нет, отца я не брошу, – повторила Мейвис, и Кейт услышала прежнюю отчужденность. – Я училась в восьмом классе, понимаешь? Твой отец вытащил меня из убогого приюта и взял в жены.

«Так-то оно так, только это нужно было тебе, а не ему», – подумала Кейт, но вслух ничего не сказала. Мать никогда не рассказывала о своем прошлом: ей было стыдно.

– Пока он не начал пить, – продолжала Мейвис, – он был другим. Теперь он встал на путь истинный и снова будет добрым.

– Мама, но он за всю свою жизнь ни дня не работал.

– Откуда тебе знать? – высокомерно спросила Мейвис. – Да он годами… творил добро.

Кейт сникла и прикусила язык, чтобы не наговорить дерзостей. Она никогда не спорила с матерью, боясь отцовского гнева. Горький опыт подсказывал, что спорить с ней бесполезно. Мать никогда не уйдет от него. Вот и все.

– У нас сегодня котлеты с фасолью, папино любимое блюдо.

Кейт чуть было не вспылила, но сдержалась. Мейвис наполнила ее тарелку и присела напротив.

– Мама, – решилась Кейт, не притрагиваясь к еде, – Энджи пригласила меня на завтра к себе с ночевкой. Я знаю… папа не очень-то…

Мейвис жестом остановила ее, изобразив подобие улыбки. Кейт была благодарна ей даже за эту малость.

– Поезжай, доченька, – сказала Мейвис, – под мою ответственность.

– А вдруг папа…

Мейвис снова не дала ей договорить:

– Он пойдет в церковь. Он… то есть мы… хотим начать все сначала. Он будет в хорошем расположении духа.

Кейт терзалась сомнениями. Ей безумно хотелось отправиться к Энджи, но страшно было подумать, что сделает отец, если узнает.

Словно чувствуя ее нерешительность, Мейвис сказала более уверенно:

– Обещаю тебе, все будет в порядке. Вот увидишь.

– Ой, мама, – выдохнула Кейт.

– Ну, кушай, дочка, а потом прими ванну и берись за уроки.

Кейт посмотрела на то, что дала ей мать. Бесформенный кусок мяса плавал в бурой, комковатой жиже. Ее чуть не стошнило. Отодвинув тарелку, она извинилась:

– Не сердись, мама, что-то есть совсем не хочется.

Мейвис стояла, прислонясь к кухонному шкафу.

– Ну что ж, тогда отправляйся к себе.

Кейт встревожилась. Мать выглядела такой бледной, слабой и жалкой, что Кейт отвела глаза. Наконец она поднялась из-за стола и пробормотала:

– Прости, мамочка.

Кейт ворочалась на своем топчане, чувствуя, как пружины впиваются ей в спину. Но и на пуховой перине ей было бы не уснуть. Она уставилась в потолок широко раскрытыми глазами, и сердце ее наполнилось страхом.

– Боже милостивый, если ты меня слышишь, – шептала она в темноту, не сдерживая слез, – если ты меня прощаешь, помоги моей маме, молю тебя. И мне… тоже помоги.

Кейт спрыгнула со ступеньки школьного автобуса и увидела Томаса. Он стоял, привалившись к вековому дубу. Заметив Кейт, он отделился от узловатого ствола и пошел ей навстречу. Она подумала, что никогда еще не видела его таким прекрасным.

Не может быть, чтобы он дожидался именно ее. У Кейт пересохло во рту. Она огляделась, но поблизости больше никого не было. Словно не замечая его, Кейт шла вдоль дорожки по направлению к школьной столовой, где по утрам они встречались с Энджи.

Томас преградил ей путь. Кейт резко остановилась и потупилась, не решаясь взглянуть ему в лицо. Она была совершенно разбита после вчерашних событий. Хотя она вымыла голову и отгладила юбку, это никого не могло обмануть. Под глазами у нее пролегли черные круги, а бледные губы сами собой сжались в тонкую линию. Да еще эти гадкие обноски…

– Привет, – сказал он.

Кейт подняла голову и робко посмотрела на Томаса. В тот день он надел стильные расклешенные джинсы и белую рубашку с синей отделкой у ворота. Его волосы, чуть длинноватые на висках, слегка растрепались на ветру.

Она открыла рот, чтобы поздороваться, но, к своему ужасу, не смогла выдавить ни звука.

– Куда направляешься? – спросил он, улыбаясь еще шире, уверенный в собственной неотразимости.

– Вон туда. – Она махнула рукой в сторону столовой. – Там меня Энджи ждет.

Его глаза сузились.

– Вас, я вижу, водой не разольешь.

– Она моя лучшая подруга.

Казалось, он обдумывал ее ответ, но решил переменить тему: