Повисла долгая пауза. Претич смотрел на сестру, готовую расплакаться от бессилия. Святослав переводил взор с Итиля на Кончака и обратно.

– Значит, нам нужно продержаться до обеда, – как-то просто и обыденно произнес вдруг князь. – Верно?

– У Илдея в два раза больше людей, – глухо напомнил хан. – Киев может остаться без князя…

– В Киеве нет великого князя, там правит моя мать. А число воев не всегда определяет победу или поражение. Мы остаемся, Итиль!! Наши семь десятков мечей поработают на твоей стороне…

До поздней ночи четверо мужчин говорили об утре грядущего дня. Едва восток начал светлеть, конные русичи, слегка позвякивая бронями и оружием, сели на лошадей и, сопровождаемые двумя печенегами, скрылись во мраке уходящей ночи.

Илдей на самом деле не заставил себя долго ждать. С первыми лучами солнца степь загудела от ударов сотен копыт. Со стороны восхода показались несущиеся галопом сотни конных. Завидев выстроившихся неподалеку от шатров людей Итиля, незваные гости перешли на рысь, а затем вовсе остановились, ровняя ряды. Какое-то время лишь конский сап да негромкий людской говор звучали над просыпающейся степью. Наконец из конной массы выехал богато оборуженный всадник и неспешно направился к стойбищу. Узнав в нем Илдея, Кончак двинулся навстречу. Они сошлись лицом к лицу.

– Что хочет хан на землях моего повелителя? – громко вопросил печенежский воевода.

– Чтобы твоим повелителем теперь стал я! – насмешливо ответил Илдей. – Твой Итиль стал слеп и беспомощен, он больше не сможет водить за собою воинов. Отныне это буду делать я. Пропусти меня, и я сделаю славного Кончака своей правой рукой.

– Предавший однажды способен предавать всегда!

– Мои кони разорвут любого, если тот хотя бы подумает плохо о своем повелителе.

– Ты приехал, когда хана Итиля постигла беда и он не может вызвать тебя на честный поединок. Разве я после этого могу думать о тебе хорошо? Ты поступаешь, как трус, хан Илдей!!!

Хан зло скрипнул зубами и дернул узду. Горячий арабский скакун затанцевал на месте.

– Твоя смерть будет страшной, дерзкий, – прошипел хан.

– Может, ты сначала сразишься со мною на виду у наших воинов?

– Нет! Ты не хан!! Выставляй своего поединщика!

Ударив жеребца пятками, Илдей ускакал обратно.

Кончак не стал никого вызывать из воев Итиля. Он лишь подъехал к строю и взял свое копье с коротким бунчуком из конского волоса на конце. Вытащил длинную саблю, играющую синевой хорошей закалки, и вернулся к центру разделяющей недругов полосы поля вновь.

Навстречу ему, раздвинув плотные ряды, выехал громадного роста печенег в кожаном доспехе. Круглые железные бляхи прикрывали его грудь, копье было гораздо длиннее, чем у Кончака, круглый щит блестел на левой руке. Презрительно оглядев невысокого противника, гигант издал громкий клич и с места перевел коня в широкий скок. Кончак устремился навстречу.

Расстояние между поединщиками неумолимо и стремительно сокращалось. Когда остались считанные сажени, воевода Итиля отработанным движением подбросил копье вверх, перехватил его для броска и с силой метнул в противника. Тот ловко прикрылся щитом, отбив острие в сторону. Но это заняло хоть и считанные мгновения, но… заняло! Его собственное копье стало уже бесполезно, им нельзя было нанести ответный удар: жало миновало грудь Кончака. Кони стали расходиться один мимо другого, и в этот момент многоопытный воин перехватил саблю в правую руку и рубанул великана по пояснице.

Видели ли вы, как рубят деревья? Громадная сосна, когда нанесен по ее основанию последний удар топора, какой-то миг еще стоит прямо, словно не чувствуя смерти. Потом начинает медленно крениться, заваливаться вбок, все более и более убыстряясь, и наконец с гулким хрустом валится на землю. Кончено!!!

Вот так же пал и поединщик Илдея на виду своих ратных товарищей. Пал безмолвно, как и подобает мужчине, лишь пальцы рук его еще какое-то время бездумно выдирали траву, словно продолжая бороться с невидимым врагом. Наконец затихли и они.

Крик торжества с одной стороны и злобной ярости с другой разнеслись на несколько поприщ. Рать Илдея рванулась вперед, воины Итиля смело устремились навстречу. Лязг металла и боевые крики воцарились над степью, кровь щедро принялась питать сочные зеленые травы.

Воевода Претич наблюдал за началом схватки от шатров. Убедившись, что незваные гости прочно ввязались в рубку, он натянул лук и пустил в небо одну из охотничьих стрел хана Итиля. Ярко-красное оперение загорелось в солнечных лучах, хорошо видимое издалека.

– Перун да пребудет с нами! – громко выкрикнул Святослав, посылая коня вперед. За ним из неглубокой балки истекли все семь десятков новгородцев и киевлян, посланные в засаду. Молча, как и было приказано ранее, они устремились за князем на открытое крыло и тыл дружины Илдея, уже начинавшего торжествовать победу.

Поздно, слишком поздно заметил тот русов. Не было ни свободных воинов, ни возможности хоть как-то отбить этот внезапный наскок. Словно нож в мягкое мясо жеребенка, вошел железный клин в смешавшиеся ряды, и только теперь дружное: «Ро-о-о-ос-с-с!!» вплелось в какофонию рубки.

Спустя считанные минуты первые, наиболее слабые духом печенеги развернули своих лошадей обратно. За ними бросились другие. Сам хан Илдей, осознав неотвратимую угрозу пленения или смерти, бежал одним из первых. Началась стремительная гонка победителей за побежденными, единственными наградами в которой были жизнь или смерть…

К полудню выяснилось, что более половины пришедших с ханом Илдеем уже никогда не вернутся к своим очагам. Кончак потерял шесть десятков, русичи – восемь человек убитыми и полтора десятка ранеными. Хан Итиль призвал к себе князя Святослава. Стоя печенег вручил русичу свою саблю. Потрясенный князь снял с пояса меч и передал хану. По обычаю тех времен этим братским обменом они клялись никогда не обнажать оружие друг против друга!

А через несколько дней в стане печенегов произошло еще одно радостное событие. Сняв повязку, Предслава не увидела более гнойной маски-коросты. Шрамы блестели молодой кожей, уродуя щеку и надбровье, но сукровица уже не сочилась. И самое главное: веко было лишь оцарапано, но… цело! Гордислава прижала к высокой груди стиснутые кулаки, потом робко попросила:

– Открой глаза, сыночек!.. Открой!!

Веки дрогнули, поползли вверх. Забелели глазные яблоки, завиднелись серо-зеленые оболочки зрачков. Итиль какое-то время ошеломленно смотрел прямо перед собой, потом глянул на мать, на Предславу и улыбнулся.

– Куря!!! Улым куря!!! («видит, сынок видит» – тюрк.) – на все стойбище провозгласила Гордислава, и за стенами шатра, словно эхо, отозвалось: – Куря!! Куря!!!

– Куря! – засмеялась радостно и Предслава. Итиль влюбленно посмотрел на княгиню:

– Тебе нравится это слово?

– Да, очень!

– Тогда теперь это будет мое новое имя!..