Слепой молчал. Потом повернулся ко мне. И сделал это как-то резко и быстро, так что я от неожиданности не успела отодвинуться, и он, видимо, не рассчитав, насколько близко я сижу к нему (понятно, он же ничего не видит!) приложился своим коленом к моей ноге. Чтобы не шарахнуться в сторону, мне пришлось вцепиться рукой в лавку, на которой сидела. Но не от страха, нет, и не так уж меня могло удивить мужское прикосновение — обучая их драться, я ежедневно трогала множество мужиков! Тут было дело в другом. В странном секундном жжении, словно к моей ноге через ткань штанов приложили раскаленную сковородку. Разобраться в своих ощущениях я не успела, потому что он сразу же отстранился. Может, у него температура? Поэтому такой горячий?

— Саша? — странные нотки в голосе, будто бы он тоже почувствовал и был этим удивлен… — Что скажешь ты?

— Если тебя интересует внешность, то, я думаю, она — красивая. Глаза очень даже. Думаю, что и под тряпками этими — там все в порядке, никакого уродства. Не стал бы вождь рисковать. Он, действительно, хотел угодить тебе. И она не запуганная. Просто не хочет становиться твоей женой.

Я смотрела на его реакцию. А он почему-то наклонился к моему лицу, придвинулся буквально на десяток сантиметров и меня бросило в жар, кровь прилила к лицу, заставляя замереть перед ним, как кролик перед удавом.

— Давид, иди посмотри, не лупит ли он там ее за то, что не понравилась! Объясни ему, что я запрещаю наказывать ребенка, — и потом, обращаясь ко мне. — Не хочет из-за моего уродства?

— Нет! Что ты! — вот дура! зачем там яростно? Как будто он спросил что-то возмущающее до глубины души. — Я думаю, не из-за этого. Из-за силы твоей.

Его целая, неповрежденная бровь изогнулась.

— И в чем сила… брат? В чем МОЯ сила?

Мне нравилась его честность и какая-то восторженность, желание видеть во всем хорошее. А еще непонятное стремление защитить, замолвить, так сказать, доброе словечко. И причем не только за несчастную девчонку, но и почему-то за меня. Жалеет?

А с этой «невестой» все понятно было мне самому. Я мог бы и не спрашивать никого. Мощная волна неконтролируемого ребенком (по другому назвать пятнадцатилетнюю девочку я не мог) отторжения, чувствовавшаяся мною, как порывы ветра, как толчки негативной энергии, сразу заставила подумать, что этот несчастный, испуганный человек никогда не станет МОЕЙ женщиной. Она вечно будет меня бояться и ненавидеть. А я никогда не смогу даже дотронуться. Да мне этого и не хотелось.

А вот от сидящего рядом парня шла энергия совершенно иного плана — притягательная, жаркая, удивительно положительная, как если бы этот человек никогда не знал боли и бед.

— Так в чем моя сила? — напомнил я ему, заданный уже минуты три назад, вопрос.

— Твоя сила в правде. Ты умеешь разговаривать с людьми так, что каждое слово твоё признается ими за истину.

— Как считаешь, это хорошо или плохо?

— А это, как посмотреть. Для тебя — хорошо, ты можешь легко заставить любого поступить так, как считаешь нужным. А для людей… все зависит от твоих убеждений.

— Ошибаешься. Моя сила, как ты считаешь, это — мое персональное проклятие. Я вынужден принимать решения за других и убеждать их в том, что это — для их же блага. Но я простой человек и порой сам не знаю, как будет лучше. И иногда ошибаюсь.

— Разве ты один принимаешь решения?

— Нет. Не один. В нашей группировке есть военный совет. И там большинством голосов принимается стратегия наших действий. Но до широких масс эти решения доношу я. И поэтому в случае неуспеха виноват для них тоже я.

— В людских глазах всего лишь. Не думаю, что тебя так уж сильно волнует чужое мнение.

— От чужого мнения зависит порой не только моя жизнь, и жизнь моих людей, но и тех, кто поверил мне, кто пошел за мной.

— Но ведь ты хочешь, чтобы жизнь людей улучшилась?

— Хочу. Да. Но порой чтобы выиграть партию, нужно пожертвовать парой фигур.

— Тебя мучает совесть?

— Меня мучают сны. Те, кто погиб из-за меня не отпускают, приходят ко мне по ночам. Я вижу, КАК могли бы они жить, какие-то счастливые, особенные моменты их будущего, будущего, которое не состоялось… А может быть, прошлого… Я не знаю. Тех, кого они любили, кто был им дорог. Это… больно.

Я и сам не понимал, почему рассказываю ему то, чего не знал никто. Какое-то наваждение. Просто живой, острый ум парня привлекал меня, вызывал интерес Нечасто мне встречались такие собеседники, с которыми было что обсудить. О чем он думает сейчас, интересно? Осуждает меня? Саша молчал, но я чувствовал, что никакого негатива мои откровения у него не вызвали — его по-детски чистая аура все также теплыми волнами окатывала меня. И мне было как-то… хорошо рядом с ним. Я уже и не ждал реакции на мои слова. Но он вдруг спросил, развернувшись ко мне и наклонившись ближе:

— Как… как ты с этим живёшь?

А потом сделал невероятное. То, что перевернуло мой темный мир с ног на голову. Он положил ладонь на мою щеку и очень нежно, чуть касаясь, погладил большим пальцем то место под глазной впадиной, где начинался шрам.

Меня накрыла волна противоречивых ощущений. Первой мыслью, конечно же, было — меня трогает мужик! И инстинктивно я был готов отшатнуться. Но, сука, собственные ощущения испугали гораздо больше. Этот парень — настоящая энергетическая бомба! Его солнечное сияние не просто окутывало меня, оно сквозь поры на коже проникало внутрь — наполняя меня невероятной энергией, безмерной силой! И это было безумно приятно и необычно. Настолько, что член дернулся в штанах, реагируя, естественно, на эту энергию, а вовсе не на прикосновение! Или все-таки? Я сидел, как завороженный, не в силах отстраниться.

И он отшатнулся первым. Похоже, понял всю нелепость своего поступка. Отодвинулся и негромко сказал испуганным голосом:

— Прости. Не знаю, что на меня нашло.

Давид прав? Этот парень, на самом деле имеет склонность к мужскому полу? Я привык сразу выяснять отношения, поэтому решил прямо спросить об этом. Но не успел. К столу вернулись мой телохранитель и Стригой. Последний заговорил нарочито радостным голосом:

— Пророк, раз уж невеста не приглянулась, позволь преподнести тебе другой подарок! В знак нашей дружбы и моего к тебе расположения.

Я кивнул в знак согласия, и он сказал кому-то из своих охотников:

— Неси сюда Друга.

Тот факт, что мне собираются преподнести в качестве подарка животное, я понял сразу. Я не раз «встречался» с ними, «видел», как эти комки шерсти и грязи безжалостно убивают людей. И, конечно, помнил по своему детству, какими они были ласковыми когда-то, до того, как случилась катастрофа, превратившая братьев наших меньших в неконтролируемых, жестоких хищников, испытывавших ненависть к нам, их прежним хозяевам.

Но то создание, которое на руках вынес кто-то из помощников Стригоя, было, по-видимому, совсем еще детенышем. Его аура была чуть розоватой, а не агрессивно красной, какой она представлялась мне у других виденных мною животных. Но зверь все же пытался показать характер — порыкивал тоненьким голоском. Близко ко мне его поднести не успели — Давид загородил дорогу: