Машинально я внял ее просьбе.

− И вы должны отвезти девочку к столичным целителям, чтобы залечить духовные раны. Знайте, это очень важно. Мы ведь не знаем, что лиходей делал с…

Лента практически рассыпалась в руках, стоило только ее взять. Внутренняя сторона выглядела так, словно побывала в пожаре: истлевшая по краям, оплавившаяся в центре. С запозданием в моей дырявой голове что-то щелкнуло. Зачем убивцу было платить такую цену за спасение дочери-свидетельницы?

На заднем плане захрипел последний в деревне кот.

Лицо Беляны находилось подле моего. Я увидел, как внезапно появившаяся на ее лице улыбка становится шире, заполняя собой все пространство. Губы натянулись и лопнули, из уголков потекла кровь вперемешку со слюной. Это уже нельзя было назвать человеческой гримасой.

Затем пришло время для других трансформаций. Что-то ударило Беляну изнутри по ребрам, с влажным хрустом порвав кожу. Жители деревни отвлеклись от споров и с криками вжались в стены.

Чвак!

Ее череп лопнул у затылка.

Девочку стремительно выворачивало наизнанку. В ней прорастало нечто жуткое, то, что не в силах было принять примитивное людское сознание. Бугры наростов вытекали наружу, формируя новую плоть. Я находился слишком близко, чтобы не запомнил все в мельчайших деталях.

В слизи и зловонии, от которого резало ноздри, рождалась новая жизнь.

Шкурка, еще сохранявшая облик Беляны, не успела до конца порваться, когда длинные конечности существа опустились на пол мельницы. Реальность Яви в тот момент содрогнулась в отвращении.

Останки девочки болтались на твари, как рванье, натянутое на столб. Оно стащило с себя старую кожу, подцепив ее когтистой лапой. Осмотрело с некой долей интереса. Затем брезгливо отбросив в сторону, перешагнуло через меня и направилось к вопящим в исступлении крестьянам.

Это казалось сном больного горячкой.

Людей разрывали пополам, кромсали двумя острыми хвостами, отрывали им головы и сосали внутренности. Некоторые попытались выбраться наружу, но лишь закупорили выход своими телами. Противоестественность происходящего, его беззаветный и ничем неограниченный ужас наполнял воздух. Время замерло.

Я сидел в луже из чужой крови и внутренностей, судорожно стараясь придумать хоть что-нибудь.

Мел. Мел защищает от нечистых.

Забившись в дальний угол, я торопливо вытащил кусок мела из холщового мешочка на шее ближайшего мертвеца. Все староверы носили такой. Мел туда запихивали вместе с дощечкой, на которой выжигалось Истинное имя.

Руки тряслись, пока я чертил линию. Тем временем существо закончило терзать людей и вновь вспомнило о своем освободителе.

Его лоснящаяся кожа напоминала сырое мясо. У него было три рога, точно царственный венец, и широкая, почти смыкающаяся на затылке пасть. Каждая пора гротескно-вытянутого тела источала безумие.

Подойдя вплотную, существо село на корточки, сжимая в когтях останки выпотрошенного кота. Склонило вздутую башку набок. Я готов был поклясться, в ту секунду оно благодушно улыбнулось мне!

«Это только начало» − сказало оно мне. − «Потом придут другие. Мы будем есть»

− Я не п-п-понима…

«Мы будем есть. И вас не защитят примитивные барьеры. Ее не спасла даже защита Рода, хоть глупая тряпка чуть не сожгла мое зерно. Если бы не она, все пошло бы быстрее. Девчонке не стоило меня глотать». − Оно щелкнуло по невидимой преграде, забавляясь звоном, раздающимся при этом в моей голове. − «Не бойся, тебя я не трону. Даже одарю соразмерно заслуге» − и тут я увидел, что оно держит в другой лапе. Перстень с рубином, вероятно, выпавший из моего кармана.

«Это то, чего ты достоин»

Я почувствовал, как невозможное существо с легкостью преодолело меловой барьер. Как взяло мою руку, и украшение поползло по моему пальцу вверх, сдирая кожу и мясо. Я закричал от жгучей боли. Золото текло в моих жилах.

А трехрогий улыбался.

«Я вернусь за тобой. А пока жди. Жди и постарайся выжить во Тьме…» − это было последнее, что я услышал, прежде чем сознание покинуло меня. Вязкая грязь с хлюпаньем сомкнулась вокруг, забирая страхи и боль.

Чернота.

Ярко-черная, с вкраплениями алого…

Самым страшным впоследствии было очнуться в абсолютной звенящей тишине. Не лихорадочный жар или ломота в теле, а именно тишина стала моим наказанием.

Вокруг собрались те, кого я так и не успел узнать. Они укоризненно взирали на меня с пола, мертвые головы, расставленные полукругом вдоль меловой линии. Года, Олег, маленький мальчик без нижней челюсти, несколько молодых женщин…

Они корили меня за то, что я остался жив.

На негнущихся ногах вышел наружу. В небе висел надкушенный огрызок луны, свет которой поделил мир на две равные половины. Искристая белизна снега сходилась с непроглядным мраком леса. Умиротворяющая картина.

Тварь ушла, знатно порезвившись напоследок. Повсюду, на улице и в домах лежали растерзанные тела. Проходя мимо амбара, я заметил знакомый силуэт и несколько минут тупо разглядывал Селио, прибитого за горло к покосившимся воротам. Его лапы неестественно сгибались, почти все зубы оказались выбиты.

Пересиливая боль, я приблизился. Стиснул в ладонях потускневший мех. Под шкурой находился замерзший студень, но никак не внутренности живого существа, моего единственного друга. Это просто не могло быть правдой…

Я начал смеяться, и смеялся до тех пор, пока не исчезли различия между воем, смехом и рыданиями.

«Тренируй свое тело, закаляй душу.

Но главное – укрепляй и точи разум.

Именно его первым попробует смутить враг»

Данко Бледный, первый среди смагов.

Не помню, как покинул Фензино. Я просто бежал прочь, как можно дальше от проклятого места. Туда, где меня не преследовали бы взгляды мертвецов. Я засыпал в снегу, а просыпался от слепящей боли в раздувшейся руке. Безымянный палец напоминал обструганную и обожженную на огне деревяшку, на которую ради злой забавы нацепили великолепное украшение. Плоти на нем почти не осталось.

Да это и неважно.

Кроме страха за свою жизнь я почти ничего не чувствовал.

Жди, мы встретимся… Это только начало… во Тьме… мы придем и будем есть… добро пожаловать во тьму… Это то, чего ты достоин…

Мертвецы начинали говорить, стоило лишь закрыть глаза. Я слушал их раз за разом, не имея сил противиться хору полных ненависти голосов. Я знал, они правы. Меня не стоило прощать.