Нынче долина превратилась в излюбленное место торговцев. Караваны и заморские купцы застроили ее своими шатрами так, что продохнуть нельзя, повсюду звучали голоса зазывал. Раздолье для транжиры. Кстати, о деньгах…

Их не было. Все пожитки остались там, куда я никогда не вернусь. А учитывая мое бедственное положение, придется выкручиваться и вспоминать старые трюки. Вынуть кошель у случайного прохожего – дело нехитрое, гордиться нечем. Но теперь я выбирал по принципу, на ком потеря скажется в меньшей степени.

На глаза попался пухлый мужичок, под видом заморских украшений торгующий стекляшками. Одежда торговца прямо трещала от материального благополучия спрятанного в ней тела. Проходя мимо, я как бы случайно задел его прилавок, обрушив браслеты и бусы в натоптанную снежную кашу.

– Ах ты, щенок пучеглазый!

Ему пришлось собирать товар, одновременно отгоняя околачивающуюся рядом ребятню. Под вопли (будто коту слепая бабка одно место дверью прищемила) я легко вытащил из потайного сундучка пару золотых монет. Возьму больше, торговец заметит. Меньше − придется воровать вновь. А этого хватит на месяц сытой жизни.

Делу не помешала даже больная рука.

На постоялом дворе не оказалось свободных мест. Кое-как хозяин выделил каморку на первом этаже, через стену от хлева. Спать там было тяжко: внутри ни одного окна и свиньи вечно визжали на разные лады. Но меня такой расклад устраивал.

Выцыганив у незнакомой девочки кусок мела, которым она пачкала пол в зале, я поспешно вернулся в свое убежище и плотно закрыл дверь. Поставил свечу на выкорчеванный пень, изображавший в этой скудной обстановке одновременно и стол и стул. Заглянул под кровать и поочередно во все углы. И приступил к делу.

Я рисовал каждый защитный символ, который всплывал в памяти: Коловрат, Громовой знак, Абьенн, Око Един-бога, его щит, руны, которым меня учила мать. Я исписал все стены и дверь, но и это не помогло. Я не чувствовал себя в безопасности. Трехрогая тварь пряталась в тени, глядела на меня из каждого закутка. Она хотела крови.

Несколько дней прошли, как в бреду. Паранойя давила на грудь, от нее нельзя было спастись, нырнув под одеяло. В такие моменты я жалел, что во мне нет веры. Той самой, в которой многие находили покой и спасение.

Чем больше я думал о случившемся, тем сильнее осознавал, что схожу с ума.

Как верить в потусторонний мир, когда ученые головы давно развенчали этот миф? Бред! Но каждый раз замечая на своем пальце ненавистный перстень, я понимал, что чудовище, устроившее резню, реально. Оно использовало меня, чтобы убедить остальных в своей невиновности. Манипулировало, лгало.

Оно убило Селио. И собиралось убить меня.

Этого нельзя забывать.

Но если красная тварь думает, что я буду вечно отсиживаться за барьером, пока оно набирается сил, то глубоко заблуждается. Я отомщу. Найду его первым и уничтожу, даже если это будет стоить мне жизни.

***

Потянулись серые безрадостные дни. Зима не торопилась уходить, ее хрустальные когти кровожадно вонзались в земли Славии, в города и поселки, реки и горы, пытаясь вытянуть, высосать остатки тепла.

Я облазил тайные базары вдоль и поперек. О существах Нави, подземного царства, куда после смерти уходят души грешников, говорили мало. Даже за большие деньги я смог узнать лишь парочку мутных слухов и баек, купить свиток некрологии и листовку знакомой не понаслышке Сокольской Школы Знахарства. В последней подробно описывались симптомы ложной одержимости и других душевных болезней. Мало ли, пригодится…

Подозрительного вида купец-берениец умолял приобрести у него порошок из чешуи тритона, якобы выявляющий невидимок. Раньше он узнал бы дорогу до ближайшей выгребной ямы, не успев рассказать и половины своей сказки, но сейчас дела обстояли иначе. Я не мог рисковать. Порошок был куплен и рассыпан у порога.

Вместе с поиском истины приходилось лечить загноившуюся рану на руке. Целебные мази помогали слабо: кольцо не снималось, началось обширное воспаление плоти и телесный жар. Безымянный палец почти не сгибался, чем доставлял кучу хлопот; с ним я не мог быстро писать.

Но самым тяжким испытанием оставался прием пищи.

Еда вызывала отвращение. Каждый приступ голода превращался в изощренную пытку, борьбу за выживание. Постепенно я привык откусывать понемногу, тщательно жевать, контролируя рвотные позывы, и пить лишь обычную воду. Так получалось насытиться, не переводя пищу впустую.

Днем я спал, набираясь сил. Во снах я носил кровавую корону и алый плащ из плоти, возвышаясь над мраком со своего трона из смеющихся оторванных голов. Я правил мертвецами, и они славили мое имя.

Просыпаясь в поту и нервной судороге, я садился читать. Тьма снаружи, раньше безобидная и понятная, теперь пугала: она обрела значение, стала временем охоты. У нее появилось лицо.

Из рассказов знатоков следовало, что невидимые сущности окружали нас повсюду. Ведьмы использовали их, как тайных помощников, а храбрые герои-богатыри даже умудрялись делать их своими слугами.

Чтобы уничтожить создание зла, надо использовать смекалку и хитрость. Они боялись солнечного света, а от жертвоприношений, наоборот, становились сильнее. А уж если получилось заставить посмотреть такое существо в серебряное зеркало, считай, ты одержал победу.

Иногда я выходил из своего убежища, надев все обереги разом, точно дородная купчиха лучшие украшения. Гулял по улицам и видел подтверждение своих страхов. Людей окружал смог. Иногда он выглядел, как висевшее у темени темное облако или ободок дыма, обхвативший лоб. Даже гадать не нужно − увидев тварь из мира Нави, я изменился навсегда. Получил Дар.

Вот, что она имела в виду, сказав: «Постарайся выжить во Тьме». Попробуй, сделай это, если ты единственный, кому открылась изнанка мира. Я был вынужден в одиночестве готовиться к возвращению первозданной тьмы. Периодически проскальзывала отчаянная мысль: а не рассказать ли окружающим правду? Хотя бы волхвам или случайному ратнику…

Но слепой вряд ли сумеет понять зрячего. Меня скорее отправят в темницу, или того хуже − приют Един-бога.

О Фензино заговорили быстрее, чем хотелось. Слухи распространились от путников, забредших туда по ошибке. Началось разбирательство, мелькало и мое имя. Плевать, конечно. После учиненной резни я не собирался жить долго и счастливо. Но и позволить поймать себя сейчас тоже не мог.

Боги услышали мои молитвы ровно через месяц после возвращения в Солнечную долину. В обеденном зале, где я по привычке проводил каждое утро, было спокойно. Полногрудая Марья таскала тяжелые подносы с похлебкой, скрипели скамьи, стукались кружки с брагой. Тогда-то я и приметил их.

Путников в сером.

Выделялись они лишь тем, что приехали налегке, вставали с зарей и передвигались почти бесшумно. Среди них было трое мужчин и парочка юнцов, не открывавших рта без разрешения. Тихие. Очень тихие люди. Это-то и было странно.