— Выпроводил под утро, когда метро открылось.

— А сам что застрял?

Я с тихим стоном потерла почему-то затекшую шею. Блин, опять все тело болит и ноет. Впору в суд подавать на Сноходца за моральный ущерб.

— А я за тебя переживал. Раньше ты не имела привычки отключаться на балконах.

Логично.

Вспомнив, что отправило меня в королевство кошмаров, я поискала на голове шишку от удара, но, как ни странно, не нашла. Любопытно…

— Мила, что с тобой происходит? — серьезно спросил друг, не отрывая от меня внимательного взгляда.

Я потупилась. Мишка был тем самым человеком, которому совсем не хотелось врать. Друг детства. Почти как брат.

— Плохие сны, — кратко ответила я и решительно вылезла из кровати, тем самым поставив точку в допросе.

Дорога в ванную показалась моему организму тем еще испытанием. Закрыв дверь, я напряженно посмотрела в зеркало. Отражение не радовало. Бледная, в желтизну кожа, встрепанные тусклые волосы, нездоровый румянец и лихорадочно блестящие глаза.

— Красавица, — криво усмехнулась я.

У меня было стойкое ощущение, что душу выжали как лимон и даже на цедру покрошили. Я ничего не хотела… Только чтобы все это наконец закончилось. Устала. Очень устала.

По щеке скользнула слеза, и, коснувшись кожи, я задумчиво растерла влагу между пальцев.

Плачу. Я плачу.

Меня, активную и веселую девчонку, которая никогда не сдавалась и везде была главной заводилой, измучили до слез.

В душе, опустошенной кошмаром, вновь начала шевелиться злость на потустороннего гада.

Я решительно вывернула до упора вентиль с холодной водой и сунула под нее руки, а после начала с фырканьем умываться. Мокрое и немного повеселевшее отражение уже не напоминало больную на последнем издыхании.

Стянула с себя одежду и полезла в душ. Все, хватит рефлексировать.

Ледяная вода встряхнула, и через десять минут я чувствовала себя гораздо лучше. А внешность… Еще раз критически оглядев замученное отражение, я подмигнула ему и потянулась к косметичке. В итоге моську в зеркале было не узнать! Тоналка, пудра и румяна — наше все!

Последним штрихом стала капля любимого цитрусового масла. Его я использовала в тех безнадежных случаях, когда мало того что жить не хотелось, еще и на работу нужно было ехать.

В общем, когда я появилась на кухне, где вовсю хозяйничал Медведь, то была уже блистательна.

— Ну, доброе утро, ночная птичка, — кинул на меня беглый взгляд приятель. — Смотрю, перышки почистила и ожила?

— Так точно, — я плюхнулась за стол и с брезгливой миной отодвинула в сторону пустую бутылку из-под текилы и шеренгу стопок. — Опять не убр-р-рали.

— Словно для тебя это новость, — хмыкнул Миша.

— Во мне все никак не сдохнет вера в лучшее! — пафосно ответила я и, решив внести свою лепту в наведение порядка, начала разгребать стол.

Пока приводила все в порядок, рассеянно кивала болтовне друга — Мишка рассказывал о том, как прошла его поездка, закончившаяся ссорой с очередной девушкой.

Мишаня — шикарный парень, с хорошей работой, машиной, квартирой и адекватным характером. И всему этому богатству, увы, катастрофически не везет с девушками. А ввиду влюбчивости Мишки текучка кадров на этой «должности» у него та еще.

Мы с ним дружим едва ли не с первого года жизни, когда я в знак нерушимости наших отношений треснула его погремушкой по голове и, пихнув, скинула с дивана. Он отомстил мне спустя пару лет, торжественно выбив первый молочный зуб. На этом кровная вендетта «око за око, зуб за зуб» была закончена и с тех пор мы не разлей вода.

Вот и сейчас он с тревогой косится на меня. А я… а что я? Ищу смысл жизни и ответы на вопросы в глубинах кофейной чашки.

На какой-то миг мне почудилось, что в темном напитке мелькнуло чье-то лицо. Я нервно отдернула пальцы. Кофе перелился через край, пачкая белоснежный фарфор и растекаясь по скатерти.

Сверху на некрасивое пятно легла салфетка.

Я лишь вздохнула. Надо мной стоял Миша. Скорее всего, именно он и отражался в сверкающей, словно зеркало, поверхности напитка.

— Давно у тебя проблемы со сном?

— Со сном у меня все хорошо. А вот со сновидениями плохо.

Я всё-таки рассказала приятелю, что уже почти месяц не сплю из-за мучающих меня по ночам кошмаров, умолчав только о том, что теперь галлюцинации начались и наяву.

— К психотерапевту ходила?

Передо мной поставили тарелку с глазуньей и ломтиками бекона. Сам Мишка опустился напротив, притянул к себе отвергнутую мной чашку и сделал большой глоток.

— Угу, — я ткнула вилкой в желтый «глазок». Тонкая пленка порвалась, и желток растекся по тарелке.

Хм-м-м… по цвету почти как Шо.

Я помотала головой, отгоняя воспоминания о снах. Потом. Всё потом.

— И что говорят? — терпеливо выжимал из меня информацию Медведь.

— Переутомление, говорят. Но, как ты видишь, я уже две недели в отпуске и лучше не становится. На работу завтра, а я… — я досадливо скривилась и взъерошила волосы. — А я никакая.

— Реально продлить отпуск? Или уйти на больничный?

— По состоянию психического здоровья? — скептически поинтересовалась у приятеля. — О да, на работе прям обрадуются!

— Можно что-то придумать.

— Можно, — послушно согласилась я и приступила к еде.

Некоторое время на кухне стояла тишина, нарушаемая лишь скрипом металла о стекло тарелок. Вкус еды почти не ощущался, в душе поднималось глухое раздражение. Это смешно, но поесть я всегда любила, небезосновательно считая гастрономические удовольствия одними из немногих наслаждений, доступных всегда. И этого меня лишил… поганец потусторонний.

— Ковыряешься так, словно там тараканы, — несколько обиженно протянул друг, когда я отодвинула почти полную тарелку.

— Просто вкус еды не ощущается.

— Может, от лекарств вкусовые рецепторы приглушены?

— Не знаю. Но мне кажется, не в этом дело.

— Ты меня пугаешь, Сова. Родителям говорила?

— Нет, Миш. И тебе не советую, — я требовательно посмотрела на него и, опережая возражения, добавила: — Пока это моя проблема. Я с ней справляюсь и не вижу повода беспокоить родных.

— Пока справляешься? Да уж, вижу. Мила, ты похожа на свеженького зомби! Просто мечта некроманта-некрофила, а не девушка.

Я не ответила, посчитав это лишним. Встала, подошла к подоконнику и, включив электрический чайник, не оборачиваясь, проговорила:

— Ты сам знаешь, что волновать сейчас маму — последнее дело. Беременность и так проходит довольно тяжело… потому, Мишань, прошу тебя как друга. Здесь инициативу проявлять не нужно.