С трудом прекратив стучать зубами, я сказала:

– Черт возьми, не стоило превращать меня в ледышку!

– Прошу прощения, принцесса, но я, как и Рис, утратилбольшую часть силы века назад. И еще учусь снова использовать ее преимущества.

В его серых глазах будто шел снегопад: радужки напоминалистеклянные игрушки-шары, в которых летают снежинки, если встряхнуть шар. Почтивсе сидхе, кого я знала, светились, когда применяли свою силу, и Холод не былисключением, но когда он призывал холод – его глаза наполнялись снегом. Порой,глядя в эти серые заснеженные глаза, я думала, что если я буду смотретьдостаточно долго, то увижу пейзаж в миниатюре, увижу место, где началась егожизнь, увижу время, ушедшее задолго до моего рождения.

Я отвела взгляд. Мне никогда не хватало духу, потому что яне знала, куда могут меня завести эти зимние глаза и какие секреты могут мнеоткрыться. Что-то там, в снегу, меня пугало. Без особых оснований. Без логики.Но мне не нравился этот снег.

Была в я человеком, чуждость зрелища могла бы оправдать моебеспокойство, но я настолько человеком не была и, Богиня мне свидетель,повидала и более странные вещи, чем снегопад в чьих-то глазах.

Я уже почти согрелась. Такой холод никогда не был долгим, номне все равно это не нравилось. Холод как-то использовал его во время секса, ихоть опыт был интересным, я никогда не просила повторения. Пытаясь скрыть, чтомагия Холода нервирует меня в совершенно неподобающей сидхе степени, яспросила:

– Но почему только магия Риса смогла так меняоколдовать?

Я не смотрела ему в глаза. Когда-нибудь они все же вернутсяк их нормальному серому цвету...

– Никто из нас не потерял так много, как Рис, а он былкогда-то божеством – не чета многим.

Слова заставили меня взглянуть ему в лицо. В глазах ещеулавливалось движение, но серый цвет уже вернулся.

– Никто из вас не вспоминает о тех временах.

– Говорить о том, что было утрачено и никогда невернется, – нелегко.

– Ты хочешь сказать, что Рис был сильнее любого из вас?

– Он был Властелином Смерти. Смерть шла за ним попятам, если он того желал. Когда он в полной силе был среди нас, никто не могустоять перед нами.

– Но почему тогда неблагие не уничтожили Благой Двор?

– Рис не всегда принадлежал к нашему двору.

Это было для меня новостью.

– Он был благим?

Холод качнул головой и нахмурился. Он хмурился так часто,что если б у него могли появиться морщины, то на лбу и у губ пролегли быглубокие складки – но его лицо оставалось безупречно гладким и останется такимвсегда.

– Рис был самостоятельной силой. Он правил страноймертвых, и она не входила ни в землю неблагих, ни благих. Его радушно встречалипри сияющем дворе, но он был сам по себе, как и многие из нас. Деление сидхе надва двора сравнительно недавнее. Когда-то дворов было много. Люди решилиназывать фейри, которые казались им красивыми и не причиняли им зла, благими.Тех же, кто казался уродливым или причинял им вред, они называли неблагими. Ночеткой границы не существовало.

– То есть его двор был как гоблины или слуа в нашевремя?

– Скорее как гоблины. Царь слуа Шолто – аристократНеблагого Двора. Они уже не являются вполне самостоятельными. У царя Курага неттитула среди нас, и ни один сидхе не имеет титула при его дворе.

Рис вернулся в белом махровом халате, подпоясанном на талии.Халат доходил ему до щиколоток, на мне он подметал бы пол. Белые кудри казалисьтемнее на белой ткани, различие как между слоновой костью и свежевыпавшимснегом. Огтенки белого.

В руках Рис держал красный халат, подходивший к моемубикини. Халат предназначался скорее чтобы украшать, чем прикрывать тело, такчто был он большей частью прозрачным, будто на кожу смотришь через огненнуювуаль.

Рис переводил взгляд с меня на Холода.

– Что это вы такие серьезные? Пока меня не было, тут никтоне помер случайно?

Я качнула головой.

– Насколько мне известно, нет.

Я взяла халат и скользнула в его перемежающиеся лоскуткигладкого шелка и колючей прозрачной ткани. В следующий раз куплю халат простошелковый или атласный, без всяких вставок, которые цепляются за кожу придвижении.

– Так что мне делать во время разговора сКурагом? – спросил Рис.

– Просто покажись ему. Может, задом сверкни или бедром.Помнится, филейные части они вырезают из тел в первую очередь.

Рис задумчиво склонил голову.

– А точно его расстроит – видеть мясо, которое ему непо зубам?

– Это как маленькая пытка, и имей в виду – я это словопросто так не говорю. Худшее, что можно сделать гоблину, – это показатьему что-то желанное и не дать. Показать Курагу то, чего он дико жаждет, притомчто он точно знает, что ничего не получит, – это его с ума сведет.

– Или разозлит настолько, что он откажется отпереговоров, – заметил Холод.

– О нет, если мы доведем Курага до такой потерисамоконтроля, он никуда не уйдет. Он признает, что мы побили его в этом раунде.На следующий раз он попытается найти что-то столь же отвлекающее для нас, нообиды не затаит. Гоблины любят равное состязание. Ему польстит, что мы далисебе труд включиться в эту игру.

– Не понимаю гоблинов, – сказал Холод.

– Тебе и не надо, – сказала я. – Мой отецпозаботился, чтобы я их понимала.

Холод посмотрел на меня с выражением, которое я не смогларасшифровать.

– Принц Эссус растил тебя так, словно готовил кправлению, хотя знал, что наследник – Кел, а не ты. Если б у Кела появился хотькакой-то ребенок, королева никогда не дала бы тебе шанса.

– В этом ты прав.

– Почему, ты полагаешь, принц воспитывал тебя длятрона, хотя знал, что тебе не придется его занять?

– Мой отец сам был вторым ребенком, и править ему непришлось, но его отец тоже воспитывал его как будущего монарха. Наверное, онвоспитывал меня тем единственным способом, какой был ему известен.

– Может быть, – сказал Холод. – А может,принц Эссус не утратил провидческих способностей в отличие от всех нас.

Я пожала плечами:

– Не знаю, и времени размышлять на эту тему у меня нет.

Дойл показался из коридора:

– Кураг выразил желание поговорить с тобой, Мередит, ноособого удовольствия он не испытывает.

– Я этого и не ждала.

– Он боится твоих врагов, – сказал Холод.

– Значит, нас таких двое, – ответила я.