— Чтоб мне все так легко давалось, — вздохнул в трубку одноклассник.

К вечеру, как и обещал, отзвонился Мороз. Разговор начался с весьма неутешительных новостей — из списка в двадцать человек в живых остались лишь пятнадцать, из которых двое находились в психушке, еще трое — в инвалидном кресле. Из оставшихся — троих даже ему, генералу, выдернуть никак не удастся. Оставалось только догадываться, где и какие задания Родины выполняют ребята… Однако, для собственного спокойствия я не стал этого делать. Еще двое могли подъехать минимум через месяц, этих тоже пришлось вычеркнуть. Оставалось пятеро. В принципе, такой расклад меня вполне устраивал — получалось ровно девять человек, как назгулов у Толкиена. Безо всяких там половинок, четвертей и десятых долей. Четверо подъедут через три-пять дней, а еще один… последний кандидат, как оказалось в настоящее время служил в управлении генерала!

— Да? — удивился я. — И кто же это?

— Капитан Замышляев, — ответил Мороз.

Ну да, следовало догадаться. Игорь Замышляев — человек с небывалым везением. Он и в мой список попал лишь благодаря этому качеству. Не потому что ему повезло попасть, а потому что я считал весьма недурным иметь в команде такой талисманчик.

Игорю, редкостному раздолбаю, везло во всем и всегда. Это был как раз тот уровень удачи, везения, который не поддается никакой логике и никакому здравому объяснению. Словно какие-то высшие силы подталкивают его, направляя по жизни. Почаще бы включал голову — глядишь, уже полковником был бы.

Самый выдающийся пример его везения — один случай на Кубе, где мы охраняли наши ракеты. Тьфу, совсем забыл, что на Острове Свободы Советских боеголовок никогда не было… в общем, выполняли задание Родины и партии. Одним совершенно обычным вечером лейтенант Замышляев приволок в часть древнюю старушенцию. На первый взгляд бабушка — божий одуванчик. Как рассказывал Игорь, копалась в мусорных баках, куда свозились отходы с нашей части. Подозрений, по большому счету, никаких и не возникло — просто решил немного прикольнуться. Внести, так сказать, разнообразие в тяготы и лишения военной службы.

Но самое удивительное началось, когда бабушка попросилась в туалет. Только здесь оказалось, что старушка — и не старушка вовсе. Даже не женщина, пусть и преклонного возраста, а переодетый, искусно загримированный, американский шпион. Замышляеву, с разгону, чуть было Героя не дали, но вовремя спохватились, и решили что двухнедельного отпуска в Союз молодому офицеру более чем достаточно. Неслабо парень прикололся…

Что тут началось в части! Бедных кубинцев в особый отдел каждый день приводили десятками. Первым делом, конечно, под подозрение попадали те, кому под шестьдесят. Потом, естественно, все остальные. Терпению особистов настал конец, когда один прапор, который меньше чем трех "шпионов" ежедневно не притаскивал, сдал на руки чекистов двенадцатилетнюю девчонку, утверждая, что уж кто-кто, а она — точно цэрэушница. Прапорщик схлопотал пять суток ареста, а остальные военнослужащие получили четкое внушение, что если еще хоть раз… так охота на агентов иностранных разведок закончилась, и Куба зажила спокойной, мирной жизнью.

Личный состав, как и обещал Мороз, был полностью собран через пять дней, к нашей миссии добавились: Павел Елисеев, Тарас Мищенко, Юрий Маковецкий и Наиль Сафин. Всего — девять человек. Ну, точно — слуги Кольца. Все — отличные, проверенные мужики, с каждым из которых, в свое время, я прошел и огонь и воду. Как я успел заметить, множество коллективов, сплоченных команд распадаются именно тогда, когда приходит пора последнего испытания — медных труб. Не могут поделить лавры ни по совести, ни по-честному, ни поровну. Нам до этого было еще далеко — мы ведь даже не начали!

Если я чего и боялся вначале — так это внутренних трений в коллективе, и на первые два-три дня без этого не обошлось: Булат с Наилем волком смотрели друг на друга, выясняя, кто и них на коне едет, а кто рядом бежит. Но вскоре Татарин с башкиром дружно уминали сало, или же "визжалово", как они его называли, конфискованное у Мищенко.

— А что такого? — удивлялся Булат. — Я вижу, он ест, значит он меня не сдаст. А он видит, что и я ем, значит и я его не сдам.

Отношение Наиля к религии мне стало понятно еще в Ливии, где он застукал нашего связного, стоит заметить, мусульманина, за курением. Как же так? Это же грех? Но Акбаш смог выкрутиться.

— Это же маленький грех! Пять раз помолюсь, и Аллах простит!

Не знал ливиец, с кем он связался. Башкир, сразу, не отходя от касса, и предложил Акбашу:

— А давай тогда ты неделю курить не будешь, а потом мы с тобой забухаем! Это же все компенсирует?

Я ожидал, что араб сразу откажется, или согласится — в зависимости от того, что на этот счет говорит ислам. Но он задумался! На полном серьезе задумался, уйдя в себя минут на десять! Наверно, перелистывал в голове Коран, в поисках подходящей главы. В итоге, все же, отказался, сочтя "забухать" слишком большим грехом.

Последние десять дней вообще были сущим адом. Почти одновременно с оставшимися бойцами подошло и оружие, обещанное генералом, и, хотя в выборе стволов я особо не заморачивался — АК-103 калибра 7,62 мм с подствольниками и ПБС, Стечкины АПБ — все было не ново, но, как оказалось, некоторые, в том числе и я, успели позабыть, с какой стороны автомат берется. Пришлось расстреливать тысячи патронов, чтобы вспомнить, как это вообще делается. Были и совершенно новые образцы, которые многие из нас и в глаза-то ни разу не видели, не говоря о каком-то опыте — та же винтовка В-94 или стрелково-гранатометные комплексы "Гроза". Но я и взял-то их исключительно по настоянию Мороза, как игрушки. Да и мало ли чего… своя ноша, как известно, карман не тянет. А броневики, купленные Антоном, с легкостью могли вывезти и не такой груз.

Кстати, ГШ-6-23 всем пришлась по вкусу. Один звук, с которым она выплевывала иглы, чего стоил! НСВТ, или, тот же КПВТ звучит так, словно ребенок быстро колотит палкой по пустому ведру. Авиационная же пушка ревела, как гром, грохотала, как будто тот же ребенок насыпал в то же ведро камней, и пустил его под уклон. Деревья на берегу залива ГШ сносила не хуже бензопил, а то и гораздо лучше. Через пять тысяч пулеметаний в лесу образовывалась неплохая просека, по которой свободно проходили оба БТРа. Одно плохо — боекомплект в десять тысяч патронов, весящий, около пяти тонн, шестиствольная пушка выплевывала за считанные минуты.

Две недели — казалось бы, бесконечно маленький промежуток времени, чтобы подготовить такую операцию в практически кустарных условиях. Две недели, полмесяца, одна двадцать четвертая года… но одна полуторатысячная средней жизни! И вот здесь становится немного не по себе, когда начинаешь задумываться о том, что в жизни всего около полутора тысяч таких промежутков… нет, согласен, у кого-то больше, у кого-то меньше, но всего полторы тысячи, из которых половина уже прожита! Причем прожита-то лучшая половина, моложе мы не становимся.

Для меня эти две недели стали маленькой жизнью, в течение которой я почти не видел своих девочек. А каково приходится Даше в плену у боевиков? Если я просто очнулся, и обнаружил, что вот он, последний день подготовки, то для нее-то, скорее всего, время тянулось гораздо медленнее. Но сам кошмар-то еще и не начался! Он начнется только завтра, и что, где, как… там уж Бог рассудит.