– Ничего, да? – спросила Пэппи, но это был скорее риторический вопрос, признание очевидного факта. – Андре был прав, хотя я и сомневалась.

– Я же сказал! – ответил ей Гильермо, и мне очень захотелось узнать, в чем же именно был прав треклятый Андре, которого неизвестно где носит. Но спросить я не решилась, продолжая стоять с самым независимым видом и думая о том, что улепетывать из этого стильного дорогого вертепа мне придется босиком, бросив, не в пример Золушке, обе туфельки. На таких каблуках далеко не убежишь.

– И она совсем не простушка, как может показаться, – добавила Пэппи, заставив меня похолодеть.

Значит, они обсуждали меня, обмениваясь мнениями задолго до того, как я вошла в двери этого дома и отдалась в их руки, обещая отдать куда больше, чем кончики своих волос.

– Где же Андре? – спросила я наконец, не удержавшись, и тут же получила в ответ двусмысленную улыбку Гильермо.

– Он уже здесь, – сказал он, продолжая загадочно смотреть на меня. – Просто не хотелось, чтобы он увидел вас, пока мы не закончим.

– Мы же не женимся, в самом деле, чтобы скрывать невесту от жениха до самой свадьбы, – горько хмыкнула я. – Вот вы же смотрите на меня, разве нет?

– Мне можно, – осклабился Гильермо. – Хотите пить? Есть я бы вам не рекомендовал, а то потом может стать плохо.

– Добрый совет, – вспыхнула я, насилу справившись с безотчетным желанием залепить Гильермо пощечину.

– Продиктовано опытом, – кивнул он. – Идемте, присядем там, в зале. Все равно раньше полуночи не начнем.

– Часы должны пробить двенадцать раз? – попыталась сыронизировать я. – Чтобы исчезло платье и карета?

– Надеюсь, кареты не исчезнут, – ответил мне Гильермо с оскорбительной серьезностью. – На самом деле, лучше бы начинать ближе к часу. Но, боюсь, все будут слишком уставшими. Ладно, посмотрим. Там видно будет.

Я решительно отказывалась его понимать. Участники оргии боятся переутомиться? Я подошла к двери, глубоко задумавшись о странностях современных французов, так что чуть не поскользнулась на ковролине, и пришлось ухватиться за край двери, чтобы не грохнуться. Платье оказалось настолько узким, что ходить в нем было решительно невозможно. Кроме того, я всерьез боялась, что моя полуобнаженная грудь может выскочить из тугого корсета, поднимавшего ее самым обольстительным образом. Кто только придумал эти платья с открытыми спинами и низким вырезом корсета?

– О да. Птица, ты выглядишь, с ума сойти, просто сказочно! – тихий голос заставил меня поднять глаза, и в ту же секунду слабость охватила колени. В холле, опираясь на секретарскую стойку, стоял он, мой Андре, в светлой футболке-поло с расстегнутым воротом, в облегающих джинсах и столь возмутительно неуместных тут кроссовках. Он смотрел на меня с шальным восхищением, присвистывал и улыбался – что случалось с ним крайне редко. Андре улыбался, неотразимый, насмешливый Ретт Батлер, темноглазый разбойник.

Тебе нравится? – спросила я, пытаясь наладить дыхание.

Не то слово. Я даже не ожидал… Впрочем, нет, я именно этого и ожидал. Ты и в самом деле напоминаешь птицу. Ну что, готова сорваться в полет?

– Ты считаешь, это будет похоже на полет? – тут же нахмурилась я.

– Я очень на это надеюсь. И приложу к этому все усилия. Не волнуйся, это совершенно безопасно, моя серебряная красавица. Как вы поладили с Гильермо? Он очарователен, не правда ли? Если бы ты знала, сколько всяких сумасшедших затей мы с ним провернули!

– Ты это серьезно? – произнесла я после долгой паузы. – Ты всерьез хочешь, чтобы я через это прошла? Но почему? Или падение вниз, на мокрый асфальт, с высоты небоскреба ты тоже считаешь полетом? Я для тебя – просто кукла? Но делиться игрушками…

– О чем ты говоришь, птица? Такая возможность даже мне предоставляется нечасто, поверь, – заверил меня Андре, но тут кто-то отвлек его вопросами о каналах записи, дублировании звука и прочих технических премудростях, в которые почему-то оказался посвящен Андре. Я не знала, что мне делать, но его нежные пальцы, ласкающие мою ладонь, не позволяли мне уйти. Присутствие Андре пригвоздило меня к месту, как острая булавка. Я вдруг поняла, что безумно хочу пить, и оглянулась в поисках источника. Спросила у Пэппи, она крикнула Гильермо, и я вынула руку из ладони Андре. Тот кивнул и посерьезнел: «К делу, мадемуазель, к делу. Не ешь, не советую, а то станет плохо». Бежать, бежать…

– Увидимся на месте, птица. Мне тоже нужно переодеться, – сказал Андре и отпустил меня. Гильермо принес бутылку минералки, напомнив, что пить следует аккуратнее, дабы не смазать помаду.

– Вы слишком идеальны, – заявил он, внимательно следя за каждым моим глотком. – Сидите тут, отдыхайте и не шевелитесь. Мы скоро начинаем.

– Вам тоже надо переодеться? – подколола его я, на что он спокойно кивнул, сказав: «Конечно», и ушел, оставив меня паниковать, глядя на экран включенного без звука телевизора, транслирующего какой-то музыкальный канал. Клипы были старыми, годов восьмидесятых, наверное, а крупные планы смешными и нелепыми. Не говоря уже о прическах. Мы так привыкли к мельканию доведенных до абсурдного цифрового совершенства картинок в современных клипах, что старые темпы кажутся невыносимо медленными. Однако меня они в ту минуту успокаивали. Ни о чем не думать, отсчитывать про себя ритм, отбивать ножкой такт. Раз-два, раз-два-три. Почему ты еще здесь? Потому что он смотрел на тебя, как на королеву? Потому что ты до сих пор не можешь поверить в то, что происходит? Бабы все-таки дуры.

– Идемте. – Гильермо не было, поэтому ко мне подошла вездесущая Пэппи. – Я провожу вас. Осторожнее с подолом. Кстати, вы свободно двигаете руками? Можете взмахнуть правой?

Я попробовала, и Пэппи удовлетворенно кивнула. Затем я взмахнула левой. В лифте мы молчали, Пэппи уперлась взглядом в экран своего телефона и словно не замечала меня.

– Мы едем в подвал? – спросила я, и та подняла на меня взгляд с таким удивлением, словно вообще забыла, что я тут нахожусь.

– На парковку, – ответила она, пожав плечами.

– Все будет происходить на парковке? – продолжала спрашивать я, чувствуя неконтролируемую дрожь в руках и коленях. – Разве не странно?

– Ну, начнем там. Продолжим в городе, – ответила она.

– Часто вы этим занимаетесь? Это всегда стилизуют под какие-то вечеринки? Разные костюмы? Я думала, все проще. И что, правда, тут такие вещи совершенно нормальны? – Я генерировала вопросы быстрее, чем вылупляется попкорн на сковородке, но тут лифт остановился, и Пэппи, видимо, решила, что можно не отвечать. Только как-то странно посмотрела на меня и снова уткнулась в экран сотового.

Дверцы открылись, и я чуть не задохнулась от волнения и страха. Парковка была заполнена людьми – морем людей, если быть честной. И их глаза сейчас были устремлены на меня. Они смотрели оценивающе, кивали, кто-то подошел к Пэппи и шепнул пару слов, после чего она тут же полезла в сумочку, чтобы припудрить выступивший от волнения пот. Кругом стояли камеры, по дороге вдоль практически пустых рядов парковки были проложены длинные рельсы, а в самом конце располагалась громоздкая конструкция с огромной камерой наверху. Стоял гул, шум, пахло сценическим дымом, который напускают, чтобы придать таинственности спектаклям. Я хорошо знала этот запах, моя мама его ненавидела, у нее была аллергия, и приходилось постоянно ругаться с режиссером их театра, чтобы он не направлял дым в мамину сторону.