касаюсь я алкоголя. А вы послушайте, мистер Филип. Будьте еще осторожнее. В сто пятом – очень скверно. И в сто седьмом очень скверно.

Филип. Спасибо, я в курсе. Только сто седьмой от меня ушел. Его упустили.

Управляющий. В сто четырнадцатом – просто дурак.

Филип. Соглашусь.

Управляющий. Прошлым вечером ломился к вам в сто тринадцатый – притворился, что из ошибки. Я знаю…

Филип. Вот поэтому меня там и не было. За дураком кое-кто присматривал.

Управляющий. Мистер Филип, вы очень осторожно. Хотите американский автоматический замок на дверь? Большущий замок? Самый наикрепкий?

Филип. Нет. Большой замок не поможет. В таких делах от больших замков никакого проку.

Управляющий. Скажите, вам что-то такое нужно, мистер Филип? Все, что я могу сделать?

Филип. Да нет. Ничего такого. Спасибо, что дал от ворот поворот этому придурку-журналисту из Валенсии, который сюда просился. Здесь и так придурков навалом, включая нас с тобой.

Управляющий. Но если хотите, я его потом запущу. Я сказал ему: комнат нет, и дам знать, если что. Будет тихо, можно и запустить, позже. Мистер Филип, вы себя берегитесь. Прошу. Вы знаете.

Филип. Да я нормально держусь. Так, только иногда накатывает.

Тем временем Дороти Бриджес успела проснуться, наведаться в ванную, одеться и вернуться к себе. Она садится за печатную машинку, потом поднимается с места и ставит пластинку. Звучит баллада Шопена ля-бемоль мажор, соч. 47. Музыка доносится до Филип а.

Филип (Управляющему). Секундочку, я сейчас… Вы же хотели заняться его вещами? Если кто-то придет и спросит меня, велите ему подождать, хорошо?

Управляющий. Я велю горничной, она все перетащит.

Филип идет к двери номера Дороти и стучится.

Дороти. Заходи, Филип.

Филип. Если позволишь, я бы немного выпил.

Дороти. Пожалуйста. Сделай одолжение.

Филип. У меня две просьбы к тебе.

Пластинка закончилась. Видно, как Управляющий покидает соседнюю комнату, после чего туда входит Горничная и принимается складывать на постель вещи Престона.

Дороти. Какие, Филип?

Филип. Во-первых, съезжай отсюда, а во-вторых, возвращайся в Америку.

Дороти. Ну, ты и нахал. Наглец. Ты еще хуже Престона.

Филип. Я серьезно. Тебе здесь больше не место. Я не шучу.

Дороти. А мне было так хорошо с тобой. Филип, не надо этого. Прошу тебя, дорогой, не надо.

Дверь в соседнюю комнату открыта. На пороге появляется Солдат Уилкинсон в мундире Интернациональной Бригады.

Уилкинсон (Горничной). Могу я видеть товарища Роулингса?

Горничная. Проходите, садитесь. Он велел подождать.

Уилкинсон садится на стул, спиной к двери. В соседней комнате Дороти снова ставит пластинку. Филип поднимает иголку; пластинка бессмысленно крутится дальше.

Дороти. Ты же выпить хотел. Пожалуйста.

Филип. Теперь – не хочу.

Дороти. Что с тобой, дорогой?

Филип. Понимаешь, я серьезно. Ты должна уехать.

Дороти. Обстрелов я не боюсь. Ты же знаешь.

Филип. Дело не в них.

Дороти. А в чем тогда, дорогой? Я тебе не нравлюсь? Я так хотела, чтобы ты был со мной счастлив.

Филип. Как же мне тебя убедить?

Дороти. Никак. Я не уеду.

Филип. Я распоряжусь, чтобы тебя перевезли отсюда в «Викторию».

Дороти. Ни за что.

Филип. Ну, почему мы не можем поговорить?

Дороти. Да кто же тебе мешает?

Филип. Я не умею с людьми разговаривать.

Дороти. Дорогой, это все твои комплексы. Сходи к психоаналитику, тебя там сразу вылечат – моргнуть не успеешь. Это очень просто и увлекательно.

Филип. Ты безнадежна. Но такая красавица. Я просто обязан тебя отсюда вытащить. (Ставит иголку обратно, заводит патефон.)

Филип. Прости, я сегодня хандрю.

Дороти. Наверное, печень опять шалит, дорогой.

Пока играет пластинка, мы видим, как у двери комнаты, где работает Горничная и сидит молодой человек, кто-то останавливается. Это мужчина в берете и плаще. Прислонившись к косяку, чтобы лучше прицелиться, он стреляет в затылок юноше из длинноствольного пистолета системы «Маузер», Горничная вскрикивает: «Ай!» – и принимается плакать, закрыв лицо фартуком. При звуке выстрела Филип толкает Дороти на кровать, а сам, с револьвером в правой руке, идет к выходу. Открывает дверь и, пользуясь ею как прикрытием, осматривается по сторонам. Потом поворачивает за угол и входит в комнату. Увидев у него в руке револьвер, Горничная вскрикивает еще раз.

Филип. Да не блажите вы. (Подходит к стулу, поднимает голову сидящего Уилкинсона. Голова падает обратно.) Твари. Грязные твари.

Заметив, что Дороти прошла за ним до дверей, он выталкивает ее из комнаты.

Филип. Уходи отсюда.

Дороти. Филип, что там?

Филип. Не смотри. Мертвец. Его застрелили.

Дороти. Кто застрелил?

Филип. Может, и сам себя. Не твое дело. Ступай-ступай. Мертвецов не видела, что ли? Ты у нас военная журналистка, или как? Иди, пиши свою заметку. Тебя это не касается. (Обращается к Горничной). Быстро – уносите все бутылки, консервы. (Принимается опустошать полки шкафа, швыряя все на кровать.) Сгущенка. Солонина. Сахар. Лосось. Одеколон. Запасное мыло. Все, все забирайте. Пора вызывать полицию.

ЗАНАВЕСКОНЕЦ ПЕРВОГО АКТА

Действие второе

Явление первое

Кабинет штаба Сегуридад. Простой стол, на котором ничего нет, кроме лампы под зеленым абажуром. Все окна закрыты и задернуты шторами. За столом сидит низкорослый мужчина с лицом аскета. У него чрезвычайно тонкие губы, ястребиный нос и очень густые брови. Филип сидит на стуле возле стола. Мужчина с ястребиным носом держит в руке карандаш. Перед столом сидит еще один человек. Мужчина с ястребиным носом (его зовут Антонио) пристально рассматривает его. Это Первый Солдат из третьего явления первого действия. Голова его не покрыта, китель отсутствует, подтяжки мешковатых штанов Интернациональной бригады свисают вниз.

Когда поднимается занавес, Филип встает и смотрит на Первого Солдата.

Филип (усталым голосом). Я бы хотел еще кое-что спросить.

Первый Солдат. Не спрашивайте меня. Не надо вопросов, пожалуйста. Я не хочу.

Филип. Вы заснули?

Первый Солдат (сдавленно). Да.

Филип (очень усталым голосом, безо всякого выражения). Вы знаете, какое за это положено наказание?

Первый Солдат. Да.

Филип. Надо было сразу сказать, а то столько возиться пришлось. Ведь не расстрелял бы я вас. Не понимаю этого, честное слово. Думаете, люди стреляют в людей себе на потеху?

Первый Солдат. Я должен был сказать. Но испугался.

Филип. Да. Вы должны были мне сказать.

Первый Солдат. Верно, camarada комиссар.

Филип (обращаясь к Антонио, холодно). Полагаете, он и вправду заснул?

Антонио. Мне-то откуда знать? Хотите, чтобы я его допросил?

Филип. Нет, mi coronel[22], нет. Нам нужна информация. Признания нам ни к чему. (Обращаясь к Первому Солдату.) Слушайте, что вам снилось, пока вы спали?

Первый Солдат (сдерживает всхлипы, неуверенно). Не помню.

Филип. А вы постарайтесь. Не торопитесь. Понимаете, я просто хочу проверить. Только не надо лжи. Если соврете, я все равно узнаю.

Первый Солдат. Вспомнил. Я стоял у стены, прислонился к ней, а винтовку зажал между ног. Помню… (Судорожно вздыхает.) Мне приснилось, что это… это моя девушка, и она что-то… такое странное… со мной делает. Точно не помню. Это был просто сон. (Судорожно вздыхает.)

Филип (обращаясь к Антонио) Вы удовлетворены?

Антонио. Ничего не понимаю.

Филип. Боюсь, тут никто ничего не поймет, однако он меня убедил. (Обращаясь к Первому Солдату).