Становится душно, воздуха катастрофически не хватает. Тошнота снова подкатывает, и если я не выберусь из липких и душащих рук Глеба, меня вывернет прямо на его пиджак.

– Нет, раз уж нас снова столкнули лбами, ты выслушаешь меня, зараза, – шипит Захаров, больно впиваясь в мои предплечья. Меня колотит так, что зуб на зуб не попадает, а ему все равно. Этот идиот не замечает моего состояния. – Я был с тобой только ради твоей базы. Твоих проектов. Я не собирался на тебе жениться. Никогда. Максимум, чего хотел-это трахнуть. Потому что на большее ты и не тянешь.

– Пусти! Пусти меня! Прекрати! Хватит! – выворачиваюсь, но меня бросает вперед, и я наталкиваюсь животом на сильное тело Глеба, и мы оба замираем.

Он тут же переводит ладони на мою талию, ощупывая её, а я застываю каменным изваянием, находясь на грани потери сознания. Дыхание вырывается из меня короткими толчками, а низ живота полыхает огнем.

Длинные пальцы Глеба шарят по моему телу, я трепыхаюсь, чтобы вырваться, но он стискивает сильнее. Приходится зажмурить глаза и терпеть. Одинокая слеза все же сползает по моей щеке, но Захарову на это нет никакого дела.

– Ты беременна? – их уст Глеба это звучит как… нечто противоестественное.

– Не надо, пожалуйста…

– Ахахаха, боже, – Глеб смеётся в голос, откидывая голову назад. Меня пугает не только его реакция, но и его поведение. Захаров определённо сошёл с ума. Он обезумел. – Ты в курсе, что тобой попользовались и бросили? Ты оказалась не нужна. Ты не его круга, Эмма. А сейчас ещё и залетела. Только вот Кадыров-то женат. И твой, – Глеб морщится, глядя на мой живот, как будто видит перед собой нечто омерзительное. – Плод ему не нужен. Айлин родит ему, если нужно, десяток таких детей. Ей за счастье. А твой так и будет смотреть на отца со стороны. Боже, Эмма, ты такая дура! Выбрала не того мужика. Вот если бы со мной…

– Отпусти ее. Сейчас же.

В голове начинает шуметь из-за ледяного и уверенного голоса Тимура. Пульс отбивает в ушах, а голоса становятся все тише, а мне все легче…

– О, а вот и папаша пожаловал…, – и это последнее, что я слышу, прежде чем провалиться в спасительную и долгожданную темноту.

Эмма

Мягкие, но настойчивые прикосновения к лицу заставляют вернуться меня к реальности. Но я не хочу. В ней меня ждет поехавший Глеб, не менее злобная Айлин и Тимур, который, если услышал то, что сказал мой бывший, будет задавать неудобные вопросы и добиваться правды.

А я не готова ее ему сообщать! Не хочу! Не потому, что испугалась Айлин, а потому, что ребенок свяжет нас с Кадыровым навсегда. Я буду вынуждена периодически видеться с ним, его женой, наблюдать за их счастьем, в то время как сама хотела бы оказаться на ее месте. Просыпаться в его объятиях, касаться этого сильного мужчину, целовать и шептать на ухо глупости. А потом к нам пришлепал бы босыми ногами наш сын и лег между нами, обняв одновременно обоих…

Я не хочу переживать те эмоции снова. Раз за разом при каждой встрече. Потому что моя психика не такая сильная, чтобы выдержать подобный мазохизм. Поэтому мне проще ампутировать воспоминания и любые контакты с Тимуром Кадыровым и попытаться жить дальше. Хотя бы с тем же Славой.

Я все же открываю глаза, оглядываюсь и понимаю, что сижу на заднем сидении машины. Двери автомобиля открыты настежь, гуляет сквозняк, но мне неожиданно тепло. Перевожу взгляд ниже: я заботливо укрыта чьим-то пиджаком. Который, к счастью, скрывает мой животик. Так я чувствую себя защищенной. Слегка наклоняю голову, втягиваю носом воздух и понимаю, что это пиджак не Тимура. Запах чужой, он принадлежит другому мужчине.

– Мой водитель тебя принес. Это его пиджак, – Тимур как будто видит меня насквозь и читает мои мысли.

Поворачиваю голову в сторону и натыкаюсь на взволнованный и сосредоточенный темный взгляд Кадырова. Тимур сидит на корточках, держит за руку и поглаживает большим пальцем мое запястье. Внимательно сканирует меня взглядом, что мне даже кажется, что он в курсе не только моего интересного положения, но и какого пола ребенок.

– Как ты себя чувствуешь? Голова кружится?

– Все в порядке, спасибо. Просто очень напряженный и волнительный день. Каждый раз как в первый, – слабо улыбаюсь.

Я изо всех сил пытаюсь казаться расслабленной, как будто для нас это нормально – разговаривать вот так, находясь так близко друг от друга спустя столько времени. Но внутри все скручивается в тугой узел, сердце отбивает барабанный ритм, а тело каждый раз прошивает током, когда Тимур касается меня. Это все похоже на пытку, и я скорее хочу от нее сбежать.

Мягко, но настойчиво отбираю ладонь и поворачиваюсь корпусом к Тимуру, показывая, что хочу выйти.

– Сиди, не двигайся.

– Я же сказала: мне уже лучше. Извини, надо идти, – бежать, мне надо бежать от тебя без оглядки, пока ты не начал задавать вопросов о ребенке!

– Нет, Эмма, – в голосе Кадырова просыпаются властные нотки, таким тоном он обычно разговаривал с подчиненными – жестко и безапелляционно. – Ты упала в обморок, это не шутки. Из этой машины ты выйдешь или только к медикам или к Славе в руки.

– Не надо никакой «скорой»! Пусти меня, Тимур, мне надо вернуться к Славе. Он наверно, обыскался меня. Сегодня важный для него день, а я так надолго отлучилась, и теперь ему приходится отдуваться за нас двоих.

– Так обыскался, что до сих пор не нашел, – кривовато ухмыляется Кадыров, даже не думая двигаться ни на сантиметр.

– Он занят! Сегодня у него открытие ресторана! – вспыхиваю мгновенно. Ему-то какое дело?! У него жена есть, вот пусть о ней и переживает!

Но Тимур меня удивляет.

Неожиданно тянет ко мне ладонь, нежно заправляет выбившуюся прядь волос за ухо, проведя костяшками пальцев по щеке, и произносит тихим и хриплым голосом:

– Я бы тебя ни на шаг от себя не отпускал…

Я забываю, как дышать. Мое несчастное сердце снова бьется о ребра, грозясь проломить грудную клетку. Оно рвется к Тимуру, потому что только он один может вылечить его, соединить осколки воедино.

Мой малыш внутри тоже начинает активно копошиться, как будто и он хочет к папе, хочет ощутить его нежные и такие осторожные поглаживания…

Поднимаю изумленный взгляд на Кадырова, а в его глазах – океан боли и сожаления. Как будто ему