Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Топнув ногой, развернулась и застыла.
В моей комнате, сверкая глазами, сидел золотой лев.
Райнхарт
Не день, а гьердов подарок!
Сначала бомба, потом алая схема. Потом рыжая девица, которая хамит как дышит. И как шоколадный лев на именинном торте — отказала схема навигации в мобильезе, в результате я долго кружил по узким улицам захудалого райончика вместо того, чтобы сразу отправиться домой.
Кто вообще придумал назвать гостевой дом «Розовый куст»? У них хотя бы кто-нибудь останавливается с таким названием? Или только цветочницы-драматурги?
Я явно был не в себе, когда решил, что девица из какой-то глубинки, без капли магии и с ядовитым, как жала орийских пчел, языком хочет меня убить. Естественно, хладнокровно и расчетливо, а не после допроса. Жажда огреть меня чем-то тяжелым так и горела на хорошеньком личике Алисии Армсвилл, когда я велел ей подписать отказ от претензий.
А как она разозлилась из-за матери! Если бы кто-то угрожал мне моей семьей, я бы тоже хотел этого кого-то втоптать в брусчатку. Разница между мной и Алисией была в том, что я мог это сделать, а она нет. Но при этом нарывалась на урок… вежливости.
Она просто на него напрашивалась!
Но отсутствие хороших манер — не преступление. Эри Армсвилл просто оказалась не в то время не в том месте. Даже вопрос об авторстве был лишним. Хватило одного взгляда на то, как она прижимает свое творение к груди, чтобы понять, насколько ей дорога пьеса. Это стало последним штрихом к железным фактам, что сегодня я просчитался.
А еще ведь гордился тем, что разбираюсь в людях и могу с первого взгляда определить, какой передо мной человек! Но видимо, все эти нападения ударили по мне сильнее, чем я думал. Не помню, когда в последний раз терял над собой контроль и давал волю чувствам.
Это недостойно герцога.
Недостойно будущего монарха.
Я будто обезумел.
Все дело в том мальчике. Он напомнил мне совсем о другом ребенке. Мальчика с площади Рэстридж отыскал, с ним все в порядке, в отличие от…
Я сжал зубы и свернул на Королевский проспект. Желание оказаться дома и вычеркнуть этот день из памяти стало первостепенным. Забыть об очередном покушении и о том, что тот, кто его запланировал, до сих пор на свободе и владеет магией достаточно искусно, чтобы создавать запретные схемы.
Я хотел забыть обо всем, но об эри Армсвилл забыть не получалось.
Это было просто невозможно.
Смотреть на Алисию было сплошным удовольствием, но только когда она молчала и когда молчал я. Когда же мы заводили разговор, я начинал жалеть, что не приказал отвезти ее домой кому-нибудь из подчиненных Рэстриджа. Так было бы безопаснее: для нее и для моих нервов.
Природа явно позабавилась, наградив такую яркую и чувственную женщину серановским упрямством и мастерством доводить мужчин до львиного рычания! Наше знакомство закончилось не начавшись, и я до сих пор не мог определиться, что испытываю по этому поводу: облегчение или сожаление. В любом случае, завтра отправлю в «Розовый куст» розовый куст. В качестве извинений, как сказала рыжая. Цветочницы же любят цветы?
У нее даже пьеса называется «Бал цветов».
Значит, точно понравится.
На этой мысли я остановился возле кованых ворот, что вели на территорию моего городского особняка, и активировал схему ключа. Точнее, попытался активировать, но она даже не вспыхнула.
Что за гьердова напасть?
Сначала мобильез, теперь это. Я сделал нас, чтобы разобраться с этой штукой, но ворота уже начали расходиться в стороны.
Остановившись у крыльца, я взлетел по ступеням.
— Добро пожаловать домой, ваша светлость.
Дворецкий чинно шагнул ко мне, забирая пальто.
— Робсон, прикажи разобраться с воротами, схему заедает, а мне некогда этим заниматься. И пусть Кир посмотрит мобильез.
— Будет сделано, ваша светлость. Как прошел день?
— Вчера было лучше.
— У вас гости. Леви Элеонор ждет вас в малой гостиной.
Элеонор здесь?
— Давно?
— Два часа, ваша светлость.
— Хорошо.
Вернее, ничего хорошего.
Потому что если Элеонор здесь, значит, она в курсе покушения и наверняка успела себя накрутить. И правда, стоило зайти в гостиную, как замершая возле окна Эле преодолела расстояние между нами и бросилась мне на шею.
Она не плакала. Элеонор никогда не плакала даже маленькой, но лучше бы залила слезами и мою рубашку, и всю эту комнату. Потому что стерпеть то, как сестру трясет в моих объятиях, было сложно. Поэтому я прижал ее к груди, а потом осторожно отстранился и поинтересовался:
— Ну-ну, что на этот раз?
Серые, будто грозовое небо, глаза сверкнули.
— Себ рассказал, что тебя снова пытались убить.
Я сдвинул брови.
— Тебе рассказал?
— Не мне, матери. — Элеонор опустила взгляд. — Но я отправила к ним маджера и подслушала.
— Не самый достойный поступок для молодой леви.
Она наконец-то улыбнулась, искренне и дерзко.
— Да вы настоящий зануда, ваша светлость! Зиг говорит, что можно вести себя как мне захочется, если никто этого не видит.
Я мысленно выругался. Мысленно, потому что те слова, что всплыли в сознании, были недостойны герцога Барельвийского и созданы не для нежных ушей леви и уж тем более моей сестры.
Мы с Элеонор связаны родством по отцу, а они с Зигвальдом — по матери. У меня появился брат, когда мой ныне покойный отец женился во второй раз. Все наше детство с Зигом прошло в соревновании друг с другом, поэтому друзей из нас не получилось. Любовь к младшей сестре — единственное, что нас объединяло, и каждый из нас заботился о ней как умел. Но, как по мне, советы Зига не годятся для Элеонор.
— Расскажи, чему еще тебя учит Зигвальд.
— Не дождешься! — рассмеялась Эле и вдруг снова стала серьезной: — Я очень переживала за тебя.
— Зря. Ты же знаешь, что меня не так просто убить. Пока жив мой маджер, и вовсе невозможно.
Она закусила губу, будто сомневалась в моих словах, но потом уточнила:
— Значит, все в порядке?
— В полном.
Если не считать, что я не могу выкинуть из головы одну рыжую цветочницу, из-за которой упустил настоящего преступника, так вовсе лучше не бывает.
— Все, хватит про заговоры, — отрезаю я. — Хотя бы дома я могу расслабиться?
— Можешь, — пристыженно говорит Эле.