много таких. Ты мне расскажи как сделано! Неужто тамошний умелец выгладил этот шов на терке, вроде твоей? Если так, то зачем!?

— Такой ровный шов — на терке! Ума не приложу, как и зачем. Чтобы удивить нас с тобой и всякого, кто посмотрит? Что за блажь? Времени сколько уйдет на это! Да и ошибись тот умелец хоть на полногтя, все дело бы пропало. А не скривить тут невозможно, я-то знаю. Все, что делается руками, всегда чуть криво выходит. Тут одно из двух — либо это не людская работа, либо им у моря открыто, как лить камень, подобно меди.

— Ну, поразмысли над этим. Переговорим, когда вернусь от Варахов…

***

…Главное, топоры есть. На них все выменяю, — с удовольствием перебирал собранные кремневые поделки бал Изана, — рабочих топоров всегда большой расход, люди берут их про запас. И меди на украшения привезу оттуда, раз уж Хари не поедет.

Медь — особый товар. Потомственные колдуны-литейщики делают из нее дары для святилищ, оружие для вождей и украшения высокородных жен, для чистки которых с юга задорого привозится меловой порошок. У бал Изаны не было своего медника, да и у которого из уделов был? Пожалуй, только у Баллу и Рохитов. За всякой работой — и тонкой, и просто починить что-нибудь — нужно было идти в поселок умельцев, что рядом со Святилищем гуров. Только снизойдут ли они? Там, при Горелой Горе стояли плавильни, где поколения литейщиков копили знания, по крохам выкупаемые у хозяев огня и синих камней. Литейщики платили им за то своей жизнью. Редко кто из них дотягивал до тридцати зим. Из их рук выходили изящные вещи, предназначенные для Вышних. Из всех вождей и воинов только у самого Бал Баллу был собственный медный топор, подаренный умельцами — предмет даже не зависти, но всеобщего благоговейного восхищения. Говорили, что в топоре заключен дух великого воина, чье тело, изувеченное в бою с дикарями, было отдано в жертву огню литейщиков. Будто бы гуры-лекари, видя, что их искусство не может спасти жизнь богатыря, соблазнили его возможностью почти вечной мести врагам. И будто бы сам Бал Баллу, призвав в свидетели Вышних, поклялся перед умирающим не забирать топор с собой в могилу, когда придет время, но оставить его своему наследнику. Конечно, будь тот славный воин высокородным, никто не осмелился бы предложить ему такое служение, да и род его не позволил бы тому случиться. Ведь душа человека не сможет освободиться прежде, чем топор сотрется в пыль за века. Старший литейщик Святилища не разрешал расспрашивать себя о том случае, ссылаясь на запрет, полученный от Хозяина огня.

Бал Изана при каждом подходящем случае откладывал в тайное место медь в кольцах, прутках и обломках и берег ее, расходуя очень скупо. Родичи, да и сам он, в повседневных делах вполне обходились камнем, деревом и костью… Бал Изана видел однажды на торгу, как один из молодых наследников Бал Баллу медным топором на спор свалил довольно большую сосну и обрубил сучья всего за день. Ему, конечно, помогал работник, который поправлял и отбивал лезвие топора несколько раз, но, всё же, нужное впечатление на зрителей было произведено, и немало зависти было в нем. Балы, работающие по старине, кремнем, до сих пор берутся за деревья толщиной в ладонь, не более. А чтобы свалить толстое дерево, приходится, отложив топор, подолгу пережигать его у корней. Наследнику попало от старших — кто ему разрешил гневить покровителей тайного искусства таким нелепым использованием драгоценного оружия? Сам бал Изана с годами прикладывал все больше старания к тому, чтобы в его роду медь не смогла попасть в обыденный обиход мужей. Случись такое, демоны зависти, любившие крутиться вокруг медных вещей, особенно красивых, легко могли бы нарушить мир между родичами.

Синие и зеленые камни, из которых огнем выгоняют медь, доставались балам нелегко. Изана знал об этом не понаслышке. Копи, откуда привозили эти камни, находились за много дней пути на восход. Вожди восточных балов считали копи своими, но тамошние Змеи так не думали. За страну копей из века в век продолжалась война. Почти каждую весну уделы полуночных, и полуденных балов, вместе составлявшие страну Варту, собирали общее войско и отправляли его вниз по Великой реке, в восточные уделы. За одну зиму до того, как булава вождя перешла к бал Изане, ему привелось единожды в жизни по наказу старших участвовать в таком походе вместе с другими молодцами. Через месяц сплава на восход на плотах и лодках, в месте, где река выходила из лесной страны в степную, они соединились с восточными балами и еще десять дней шли рекой же до устья, где Великая падала в реку Ранху. За заготовку плотов, лодок и управление ими отвечали мирные Змеи из полуночных уделов. Затем, оставив плоты в подарок восточным балам, восемь дней на лодках шли вверх по Ранхе и ее притоку, пока, наконец, не достигли другой лесной страны, на краю которой в земле родились цветные камни. Отпустив своих Змей домой, балы устроили укрепленный стан на одном из давно облюбованных мест и принялись за копи. Работы продолжались остаток весны, лето и половину осени — всего долее шести лун. Работали от темна до темна, прерывались только на жертвы, еду и сон. Над рудокопами начальствовали старшие из восточных балов, которые умели договариваться с подземными хозяевами и находить верные места для копей. Копали глубокие колодцы, где в стенах среди каменных плит встречались цветные камни. Выгонкой меди из камней занимались плавильщики — тут же, поблизости. Балы из северных и полуденных уделов делали почти всю тяжелую и грязную работу — землекопную и камнедробильную, заготавливали дрова и пережигали их на уголь для плавилен. Лесорубам дикие Змеи досаждали особенно. Ни один такой поход не оканчивался без нескольких раненых, а нередко и убитых. Балам приходилось выделять половину мужей для сторожи и охоты. Бал Изане, воину высокого рода, была доверена охрана плавилен и схрона с выплавленной медью. Он удивлялся тому, как неказисто выглядели слитки, вынутые из глиняных печей, и какую большую ценность они при этом имели.

После первых заморозков балы покинули стан Змеям на сожжение и, погрузив добычу на вновь собранные плоты и в старые лодки, ушли в обратный путь, оставив после себя свежую вырубку в лесу, новые дыры в земле, да обломки каменных рабочих молотов, наскоро изготовленных тут же. После месяцев тяжкого труда они увозили с собой меди в слитках на