стороны большая чашка для компота, из нее пьет чернющий кофе.

Отсюда, с экрана, кажется еще толще, чем Анна Каренина, наш самый оптимистичный оптимист, по его словам, до бессмертия доживут только оптимисты, остальных задавят стрессы, что растут быстрее инфляции.

Я подумал смятенно, что это для меня прошли не то недели, не то месяцы, а они только-только отправили меня в неизведанное, для них миновали секунды! И пицца та, и чашка из-под кофе еще не остыла…

Всегда живой и хохочущий, как пан Заглоба или Фальстаф, чье имя взял для аватарки, сейчас суров и мрачен, с тяжелым кряхтением начал вылезать из кресла, упираясь в подлокотники, а потом обеими ладонями о край стола.

Третье кресло… в нем сижу я. Или сидел? Голова все еще облеплена датчиками, Фальстаф шагнул ближе и начал отсоединять, освобождая лысый череп, испещренный старческими пятнами.

Саруман не отрывает взгляд от экрана, а Фальстаф чуть повернул голову трупа в кресле. Я увидел дряхлого старика, бледного и с обвисшей кожей, голова бессильно склонилась влево, из полураскрытого рта вытекает слюна… нет, уже не вытекает, застыла.

Я ощутил озноб в несуществующем теле, хотя я не был красавцем ни в молодости, ни в свои восемьдесят девять, но сейчас в кресле вообще зомби какой-то, да еще совсем дохлый.

– Успели? – спросил Саруман, не поворачиваясь, голос прозвучал непривычно тонко, словно дискант в церковном хоре.

– Надеюсь, – ответил Фальстаф таким же мышиным писком, я напомнил себе, что нужно откалибровать мое восприятие, – хотя не уверен. В последние полчаса были какие-то скачки, вот смотри на графике.

– Вижу, – ответил Саруман неохотно. – Господи, сколько же всего…

– Ладно, – сказал Фальстаф. – Если не получилось, попробуем на мне. Я все равно хотел увольняться. Все обрыдло, я должен был выйти на пенсию еще в советское время!

Саруман повернул голову от экрана с бегущими данными.

– Ты чего? И не думай. Технологию еще год дорабатывать. Ну, пусть полгода. Ты же здоров как дуб, подождешь.

– Это я с виду, – ответил Фальстаф невесело, – А если у могучего дуба дупло от корней и до верха?.. Ладно, все равно не остановимся.

Он кивнул на мой труп в кресле.

– Что скажем?

Саруман проворчал:

– Как и договорились. Сам пришел. Нарушив постельный режим дома.

– Уже мертвый?

– Полумертвый, не остри. Сел в кресло, начал на чем-то настаивать, а потом умолк, перестал дышать… Мы же не медики, что могли? А он какой жилец с такой онкологией?

Фальстаф нервно вздохнул.

– Да-да, так и скажем. Грустно это. Был человек, и нет его. Тем более надежный друг и соратник.

– Кого-то пришлют вместо, – сказал Саруман тяжелым голосом. – Не люблю привыкать к новым людям.

– Старость, – сказал Фальстаф. – Я тоже. Как думаешь, он сам даст знать, если перенос вдруг удался? Или поищем?

– Оптимист, – проворчал Саруман. – Будет ждать отклика, но и сами тоже. В неурочное время. Хотя не знаю, как. Не всё успели продумать.

– Если бы не его онкология, – буркнул Фальстаф, – подготовились бы лучше. Хотя вроде все сделать успели.

– Или нас бы накрыли, – сказал Саруман трезво. – Мы очень уж… отвлекались от основной работы. А так чудо, что за пять лет не поймали, как мелких жуликов. С другой стороны, кому теперь нужны фундаментальные науки?.. Молодежь вообще идет в блогеры и продакшенцы.

Он с таким напряжением смотрел в экран, что Фальстаф легонько потряс его за плечо.

– Ты живой?.. Очнись, прошло десять секунд с конца переноса, ему еще нужно прийти в себя.

– А вдруг не получилось, – произнес Саруман замороженным голосом. – Сам знаешь, шансы ничтожны.

– Даже меньше, – согласился Фальстаф, – чем мы ему сказали.

– Он знал, – ответил Саруман. – Соглашался с нами, поддакивал, но знал. Ему все равно терять нечего, а мы не подходим даже по параметрам. Да и вообще я бы не рискнул… сегодня. Другое дело – завтра.

– Я тоже, – сказал Фальстаф, – но так хочется, чтобы получилось…

Я напрягся, собирая волю в мысленный кулак, попытался включить с этой стороны визуалку, ничего не получилось, потом сообразил, что в лучшем случае они увидели бы огромную стену выше Эвереста с миллиардами цифр, да может они и есть на их экране, но цифр настолько много, что из-за размеров их вообще не видно.

Долго пытался что-то напечатать на их клавиатуре, не получается, хотя у нас всех без паролей, но резко и неожиданно всхрюкнул оживший «Jura», сухо и часто затрещали размалываемые зерна.

Саруман вздрогнул и напрягся, а Фальстаф вскочил с грацией циркового слона, подставил под хлынувшую струю чашку, лишь несколько капель успело пролиться на поддон.

Саруман буркнул:

– Как еще предохранители не полетели! Ночка была эта та.

Фальстаф с чашкой в руке сказал неуверенно:

– Да вроде бы не должно было никуда больше… А вдруг это Берлог дает о себе знать?

Саруман поморщился.

– Не фантазируй. Зачем ему эти шалости? Он бы подал сигнал по компу.

– Да это я так, – ответил Фальстаф и осторожно отхлебнул горячий кофе, – Надеюсь на лучшее.

Минут десять я сосредотачивался и пытался хотя бы подвигать курсором, не удавалось, да что за хрень, даже макаку обучили мысленно набирать буквы с клавиатуры, потом вдруг на экране появились буквы Е… В… П…

Я постарался зафиксировать это состояние, вообразил, как набираю: «Все получилось. Я здесь. Если что и потерялось, проследить не могу…»

На экране это высветилось немного с ошибками и рваными словами, но, надеюсь, теперь пойдет легче, уже поймал, как задействовать клавиатуру и даже курсор мышки.

Фальстаф оглянулся, руки затряслись так, что кофе пролилось на брюки.

– Получилось! – заорал он диким голосом. – Получилось!

Саруман резко повернулся к экрану, охнул:

– Глазам не верю!.. Берлог, ты нас слышишь?

Я собрался в тугой ком, так себя чувствую, и уже увереннее послал на экран буквы: «И даже вижу».

Он вскрикнул:

– И видишь? Ах да, видеокамера… Господи, получилось!.. Надо же, получилось!

Я попробовал отыскать дорожку к микрофону, не нащупал в пустоте, ответил на клавиатуре: «Еще непонятно… Может, перенесло одну извилину».

– Берлог, – сказал Фальстаф торопливо. – Ты только там не волнуйся, мы здесь! Всегда сделаем все, что тебе надо. И не рассеивайся там, держи свои цифры в кулаке!

Саруман спросил через его плечо озабоченно:

– Сам ты как?

Я напечатал: «Себя не вижу, да и вы не сможете… Я как Господь Бог, что не имеет образа… Микрофон включен?»

– Да, – ответил он торопливо, – поменять частоты?

«Пока не надо, – ответил я буквами на экране, – попробую нащупать. Странно, когда был из костей и мяса, находил сразу»…

Фальстаф даже брюки не вытер, на причинном месте