будто перед ней сама королева. — Скажите, вы не могли бы сказать моему сынишке пару слов? Нынче на службе он вел себя просто позорно.

И смотрит на меня: я ж тебе говорила, что сделаю это!

— Миссис Доннелли, не так ли? — спрашивает он.

— Она самая, святой отец.

Ма сама не своя от счастья, что он ее помнит. Все, я пропал. Теперь, если он велит ей тыкать мне иголку в глаз, пока не запою «Славься, о Патрик Святой!», она на это спросит только: «В один глаз, святой отец, или в оба?»

— Ну, миссис Доннелли, я уверен, что не такой уж он плохой мальчик.

И подмигнул мне.

Мне пришлось себя за ногу ущипнуть, чтобы удержаться и не сказать: «Подмигиваем в воскресенье, святой отец? Ну вы даете!». Я и правда, похоже, «опупел на полчасика», как Ма это называет.

— Я в его возрасте тоже, знаете, не был ангелочком. Он хотя бы ходит с вами на мессу. — Улыбается. — А где мистер Доннелли?

Ма чуть не рухнула прямо там, на месте; одна половина лица застыла, на другой — кривая улыбка.

— Нездоровится ему, святой отец. Он уж так переживал, что не сможет прийти, — бормочет.

— Ну, надеюсь, он скоро поправится. С радостью с ним познакомлюсь. Но я гляжу, мальчуган вас тревожит, — замечает, и выговор у него прямо как у шотландца. В церкви он бормотал так тихо, что этого было не заметно. — Если хотите, я, разумеется, перекинусь словечком с юным…

— Микки, — говорю.

— Майклом, — Ма вонзает ногти мне в плечо.

— Майклом, — повторяет он, улыбаясь мне. — Давай-ка ты в ближайшее время ко мне заглянешь, и мы немного поболтаем. Как тебе такая мысль?

— Спасибо, святой отец, — благодарит Ма. — Скажи «спасибо» святому отцу. — Это мне.

— Спасибо, святой отец.

— Ступай с миром. — Он улыбается и гладит меня по голове.

— Ну, может, теперь ты перестанешь бузить, — говорит Ма, когда мы выходим за ворота.

Не так все плохо и сложилось. Я думал, Ма сильнее рассвирепеет.

— Мамуль, а можно мы с Мэгги побежим к дому бегом? — спрашиваю.

— После того, как ты меня опозорил на службе? Да и далековато отсюда.

— Правда, мамуль, далековато. Но мне ведь здесь все время придется ходить по дороге в Святого Габриэля, разве нет?

Ма багровеет. А я ничего плохого не имел в виду.

— Мамуля, ну пожалуйста, можно нам домой? — встревает Мелкая. — Мы тебе на стол накроем и все такое.

Ну такая лапочка, прямо вся из клубничного варенья.

— Нет! — рявкает Ма, но явно сопротивляется из последних сил. — А, ладно, валяйте, оставьте меня в покое.

— Спасибо, мамуля! — кричу и хватаю Мелкую за руку.

И мы шагаем вперед, вниз с холма к парку Бромптон.

— Пошли в ногу? — предлагает Мэгги.

Мы умеем ходить точно в ногу. У нас отлично получается с тех самых пор, как в прошлом году мы выиграли «трехногую гонку» на летней ярмарке. Господи, летняя ярмарка на носу! Интересно, когда она начнется? Потому что нам нужно снова победить.

— Господи Иисусе! — Пэдди едва кондрашка не хватила. — Чего это вы так вламываетесь в дом?

Он решил, его сейчас проты расстреляют. Хочется над ним поржать, но мне нужно его содействие.

Мэгги тянет меня за руку, и мы шлепаем на кухню. Физиономия у Моли цвета клубничного леденца — она колдует над кастрюлями, где кипят картошка и капуста. Вид прямо как у сумасшедшего ученого в лаборатории. Если бы мы были убийцами, так пристрелили бы ее, а она бы и не заметила — вот только зуб даю, что на последнем издыхании успела бы погасить газ под маминой картошкой.

— Привет, Моль! — Подбегаю, хватаю ее за талию. Мэгги хватает ее с другой стороны.

— Ауу-ааа! — Смеюсь, пока мне отрывают ухо. Моль нас обоих ухватила за уши, и мы теперь стоим на цыпочках, как нашкодившие школьники, которых поймал директор.

— Псину заткни, пока Ма не вернулась! — выпаливает Моль, толкая нас обоих к задней двери да еще и наддав по пенделю понарошку.

Мы смеемся. Любим мы нашу Моль. Превратить бы мальчишек в девчонок и наоборот, тогда Пэдди бы колошматился по хозяйству, а у Моли было больше времени с нами играть.

— Иди сюда, сынок! — кричу, распахивая дверь во двор. — Это мы с Мелкой к тебе пришли!

Киллер выскакивает из конуры, тявкает, прыгает на нас, заваливается на спину — розовый язычок свешен на сторону.

— Правда, нет на свете собаки замечательнее? — говорю я совсем как американец. — Можешь побыть без меня пять минут? — Это я уже Мэгги.

Она хмурится.

— Давай ты пока сама поиграешь с Киллером.

— Ладно, только не застревай, — говорит Мэгги.

Я просачиваюсь в гостиную и плюхаюсь на диван рядом с Пэдди. Он смотрит телик. Я и вживую футбол терпеть не могу, а уж по телевизору и подавно.

— Какой счет? — спрашиваю.

— Два — один, Эвертон ведет, — отвечает он и только потом смотрит на меня. — Чего уставился? — Щурится.

Нужно побыстрее, пока Ма не вернулась.

— Как там оно в Святом Габриэле? — интересуюсь. Он ржет.

— Ага, сведения ему подавай. И что мне за это будет?

— Ботинки почищу.

Он бесится, когда у него ботинки не блестят.

— Начистишь мне футбольные бутсы.

Почищу, пока Ма надраивает Папанины башмаки, хоть побудем вместе.

— Ладно, заметано.

— В первый день тебя будут макать башкой в унитаз, — докладывает Пэдди.

У меня сводит живот.

— А, понятно, — говорю.

В дверь у Пэдди за спиной входит Ма. Он не видит.

— Они туда сперва наложат здоровую кучу. А потом тебя в нее мордой. И дернут за цепочку смывалки, — продолжает.

Изображает, как утирает лицо, потом подносит палец к носу, а от него будто воняет.

Меня сейчас вырвет. Ма меняется в лице: с виду — точно Медуза Горгона. Хватает лопатку из каминного набора и как врежет Пэдди по ноге! Он верещит, точно девчонка, вскакивает с дивана, кидается на Ма. Она отступает на шаг, широко распахивая глаза. Пэдди понимает, что переборщил. В этот миг что-то меняется, Пэдди выпускает воздух из груди и делается меньше. Ма лупит Пэдди лопаточкой по руке. Пэдди отплясывает, точно тролль, повредившийся головой.

— Ты зачем всякую хрень несешь?! — орет Ма.

— С таким, как он, так и делают. — Он указывает на меня. — Вон, все еще играет с сестричкой.

Ма лупит Пэдди по колену, и он ковыляет к дверям.

— Микки — хороший мальчик! — орет Ма ему вслед и захлопывает дверь. — Ты его не слушай, — поворачивается она ко мне.

— Ладно, — говорю.

Через девять недель меня ткнут мордой в говно.

Стук