Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иногда я спрашиваю себя, выросла ли боль, которая так бессовестно во мне поселилась, из приобретенных дефектов (косолапости стопы, ног, искривленных в виде буквы Х, больного бедра) или она уже давно прячется в памяти моего тела, настойчиво напоминая мне об обидных, но забытых вещах? Может, мне не стоит снова отодвигать прошлое на задний план? Я тоже могу познакомиться с демонами, предложить им поговорить, а затем надеяться на их терпение и веру в меня.
«Эта зима действует мне на нервы, – пишет мне подруга. – Я поставила на кухне ветку магнолии, на ней появились первые розовые почки. Они такие маленькие!»
Вечная серость берлинской зимы в условиях продолжающейся пандемии почти поглотила меня. Это было время не только одиночества, но и постоянной неопределенности. Каждый план, каждая встреча, каждая поездка в любой момент могли отмениться – настоящий вызов для такого человека, как я. Человека, который вынужден постоянно выстраивать самую прочную и, казалось бы, надежную повседневную структуру, чтобы справиться с затаившимся страхом быть покинутой. Пандемия стала суровым испытанием, отразившим непредсказуемость жизни. Завтрашний день представлялся таким же сомнительным, как и всегда, но теперь нестабильность отпечатывалась в моей голове с особенной ясностью. Сидела и смотрела на меня. Заставляла меня бояться. Бояться одиночества, болезни, смерти, потерь.
Но меня утешало растение, подаренное подругой несколько месяцев назад, которое до сих пор радостно цвело на моем столе.
Меня утешало, что за дверью домашнего кабинета сидит моя соседка и что я не живу в квартире одна.
Меня утешала нежно-зеленая чаша с блошиного рынка в Брюсселе, на которую я люблю смотреть и которую люблю трогать, нащупывая ее форму пальцами.
Меня утешала маленькая четырехчастная рамка с миниатюрами, нарисованными моей внучкой.
И меня утешала книга, которая ждала меня на диване. Именно такие мелочи пробуждают во мне маленькое чувство восторга.
Однажды мы с подругами собрались пообедать. Мы ели лосося в соусе карри с лимонным сорго, цедрой лайма, листьями и соком лайма, апельсиновым мармеладом и коричневым сахаром. Когда вы уютно сидите и наслаждаетесь едой и каждый спрашивает соседа, кто же он на самом деле, между вами завязывается разговор. Мы вспоминали свое детство. Подруга – теперь уже старушенция моего возраста – росла в любви и заботе в своем интеллигентном и ласковом семействе, но, когда она была маленькой, на нее возлагали такие большие надежды, что от страха не оправдать ожидания она начала заикаться.
Я выросла в богатой комичной холодности в доме, где не слушали музыку, не говорили о литературе и не читали ничего, кроме Библии (мать) и балансовых отчетов (отец). Живопись ни во что не ставилась, философия была словом, появление которого в разговоре было исключено, а душа насмешливо именовалась «душонкой».
Все всегда подшучивали друг над другом – все для того, чтобы собравшиеся смеялись. Отец был готов скорее обидеть друга, чем отказаться от колкости. Люди из нашего окружения, как правило, были безжалостны.
Сидя за столом, я хотела посетовать на то, как трудно было после такого детства научиться согревать свое детское «я», но прежде обратилась к третьей, более молодой женщине за столом: «А что скажешь ты?»
«О‐о-о, – задумчиво протягивает она и усмехается. – Я ищу удовольствия. На самом деле я хочу получать удовольствие даже больше, чем что-либо еще».
Она ни слова не говорит о том, какие тягости следуют за ней из прошлого, ни слова о своем пути. Она делится лишь тем, чего хочет, тем, что ей нужно, тем, чем она живет. «С тобой красиво, – говорит она мне. – Красота меня успокаивает».
В этот момент нас окрыляет чувство освобождения, и мы с улыбкой смеемся над нашими серьезными размышлениями о детстве. Мы сбрасываем всю тяжесть, обременявшую наши мысли, и просто наслаждаемся временем, которое проводим вместе.
Эта женщина не поверхностна и не эгоистична, не избалована и не требовательна. Она мыслит здраво, не заботится об условностях и с увлечением делится с нами своими интересными мыслями.
«С вами хорошо. Красота меня успокаивает».
Пробуждение
Если вы не сомневаетесь, у вас нет шанса познать истинную природу сущего.
Тит Нат Хан (1926–2022)Мои жизненные пути были перекрыты, заблокированы. Из-за этого я долгое время не могла найти образ себя – девушки, молодой женщины, какой мне хотелось бы быть. В своей собственной жизни я как будто была на вторых ролях.
В юности я играла на гитаре и пела. На днях рождения, на вечеринках друзей и родственников. Одна музыкальная группа, услышав, как я играю, предложила присоединиться к ним. Удача. Я радостно воскликнула: «Наконец-то!», но родители отрезали: «Ни за что!» Видимо, они опасались, что со сцены их дочь отправится прямиком на панель. А мне хотелось только петь.
Возможно, моя тоскующая сущность уже начинала подозревать, что именно музыка может стать началом пути к той жизни, которая позволит мне сбросить старую кожу подобно змее. Но старшей дочери, видимо, не пристало строить планы на жизнь. Да, я была унылой старшей дочерью, безропотно надевшей тугой семейный корсет, который каждый день сжимался все сильнее и сильнее, не давая перевести дух. Я так и осталась в этой беспокойной паутине строгости и социальных кодексов, эмоциональной беспомощности и детского одиночества – нитей, из которых соткано так много семей.
«В любом случае, – сказал отец, – твой голос звучит слишком сдавленно».
Дышите. Вдохните, выдохните. Дышите.
Осознанное дыхание – это экзистенциальное убежище для вырывающегося наружу эго, постоялый двор на долгом пути. Когда я не могу заснуть ночью, преследуемая навязчивым шипением ужасов мира или роем тревожных воспоминаний, я пытаюсь успокоить себя дыхательными упражнениями. Только что я открыла для себя одно из самых красивых. Вы кладете пальцы на лоб – так, чтобы рука смотрела на ваш подбородок – и дышите в запястье открытым ртом. Таким образом вы можете почувствовать дыхание жизни именно там, где проходит лучевая артерия, и убедиться в собственной жизнеспособности.
Чтобы ощутить красоту, нужно почувствовать, как она пульсирует внутри вас. В противном случае вид с горы на заснеженную долину или с башни на городскую суету впечатлит вас, но не оставит свой отпечаток в сердце. Вы скажете: «Ух ты!», словно смотрите на открытку, но не сможете понять, каков в реальности изображенный на ней пейзаж.
Снова и снова мы с надеждой ищем в красоте счастье и уют – и удивляемся, когда не находим. Мы стоим на венецианском мосту, смотрим на палаццо и купола, на живописные балконы с разросшимися растениями, на мавританские крепостные стены и церковные башни, вздымающиеся на