Когда я была маленькая, мама читала мне сказку Пушкина. Там три девицы весь вечер сидели под окном и решали, чем удивить царя. Они-то могли устроиться где угодно – пойти в парк на скамеечку или сесть на качели. Ну, а нам выбирать не приходилось.

Мы притащили с кухни табуретки и уселись под окном, рядом с Соней.

– Чего ещё хорошего мы можем сделать? – спросил Мишка. – Что твоей маме нравится?

– Когда я на пианино играю. Я каждый день обещала музыкой заниматься.

Мы с ужасом посмотрели на чёрную громадину, блестевшую в углу.

– Даже не уговаривай! Пианино мы к тебе не потащим.

– Да я понимаю, – махнула рукой Соня.

– А что может быть, кроме музыки? – задумалась я. – Четыре добрых дела – дохловато получается.

– Можно связать что-нибудь тёплое и шерстяное, – предложил Мишка. – Вон всякие бабушки могут весь день сидеть и вязать, им не надоедает.

– Я не умею.

– А если что-нибудь сшить? Или зашить? Вон всякие бабушки…

– Точно! – обрадовалась Соня. – Нужно сделать доброе дело специально для бабушки. А то все заладили – женский день, женский день… И только про мам вспоминают. А бабушкам тоже хочется и сюрпризов, и вообще… красоты всякой.

– Ну и какой красотой мы её будем радовать? – недоверчиво спросил Мишка.

– Мишка, запомни: каждая бабушка всё равно девушка. А девушкам любая красота пригодится. Сделаем ей стрижку.

– Кому стрижку? – удивилась я.

– Бабушке.

– А она где? – осторожно поинтересовался Мишка.

– К подруге до вечера уехала.

Мы с Мишкой переглянулись.

– И кого мы будем стричь? – тихо спросила я.

– Парик.

– Чего? – переспросил Мишка.

– Ну вы торомозны-ы-ы-е, – возмутилась Соня. – Этому парику уже три года. Значит, у него стрижка немодная. А мы сейчас чик-чик – и суперактуальную новинку сезона сделаем. Вот это я понимаю, настоящее доброе дело. Жень, тащи ножницы!

Как-то раз я была с мамой в парикмахерской и видела там специальные заколки, ножницы и расчёски. Ничего такого, конечно же, здесь не нашлось.

Поэтому на полке с пуговицами и нитками я взяла длиннющие ножницы для шитья, из ванной прихватила маленькие и кривые ножнички для маникюра, а на кухне Мишка добыл новенькие, блестящие ножницы с пластмассовыми ручками.

Модный журнал, как всегда, лежал в туалете. Расчёски валялись на полке в прихожей.

Мы разложили на столе всё необходимое – и получилось почти как в настоящей парикмахерской. Соня даже надела красный бабушкин фартук.

И тут появился Мишка.

В руках он держал трёхлитровую банку с вишнёвым компотом. А на банку был нахлобучен аккуратно подстриженный светло-рыжий парик.

– Сонь, это не я! Оно прямо так на полке стояло. Всё вместе. Честное слово!

– Да я знаю, – фыркнула Соня. – Это бабушка в интернете прочла, что парик нужно хранить на специальной голове. А она дорогущая, жуть! Вот мы и придумали его на банки ставить. Сначала на компот, а когда компот кончится – на огурцы с помидорами.

Соня долго листала журнал и наконец ткнула пальцем в яркую фотографию:

– Вот. Будем делать «Неповторимую элегантность».

Щёлк, щёлк, щёлк. Тонкие волоски посыпались на стол. Соня выбрала самые острые ножницы. Но оказалось, что стричь парик, нахлобученный на компотную банку, ужасно неудобно.

– Мишка, а давай… – начала Соня.

– Нет! – быстро ответил Мишка. – Даже не уговаривай. Я ЭТО на себя не надену!

– Голову наклони. Та-а-ак… теперь чуть-чуть повернись… не дёргайся!

– Ай! Ухо отрежешь!

– Нужно мне твоё ухо…

Мы подумали и решили поставить Мишку на газету – чтобы волосы от парика не летели на чистый пол. Соня щёлкала ножницами, всеми по очереди – и кухонными, и маникюрными, и даже теми, длиннющими, которые для шитья.

– А вот Пушкин расчёсываться не любил. Его и друзья, и жена, и няня – все стыдили, что он ходит лохматый. А он говорил: вы бы сами попробовали такие кудри расчесать. У него потом волосы так запутывались, что на них птицы садились – думали, это гнездо. И тогда уже все на него начинали ругаться. Его даже на бал во дворец не хотели пускать, прямо перед носом дверью – хлоп! И говорят из-за двери: «Вы, конечно, Александр Сергеевич, великий поэт, но пока птиц с головы не прогоните, не приходите»… Мишка, не вертись!

– Я не верчусь, – поёжился Мишка. – Ты там не много отрезала?

– Миш, ты в моде что-нибудь понимаешь? Не понимаешь. Вот и не сбивай мне вдохновение!

Соня взяла маникюрные ножницы и, прищурившись, отхватила длинную прядь на чёлке.

– Короче, когда уже все Пушкина прогоняли, он брал полотенце, мыло и шёл в баню. Там работал самый лучший парикмахер: он и голову мыл, и расчёсывал, и бакенбарды стриг. И вот идёт Пушкин, грустный такой, с полотенцем в руках. А навстречу ему друзья – нарядные, на бал торопятся. Что, спрашивают, забанили тебя, друг Пушкин?

А он вздыхает: «Ага, забанили». А они ему: «Ну, ты не горюй, расчешешься – и приходи!»…

Соня шагнула назад и задумчиво посмотрела на Мишку.

– Жень, как тебе? Нравится? Может, справа чуток подкоротить?

– Ну-у-у-у-у… – Я присмотрелась повнимательнее. – А тебе не кажется, что ты немножко…