class="p1">– Входите, – пригласил он, полагая, что это Эдвард пришел за тарелками. Однако вместо него увидел странным образом жесткого и мягкого одновременно секретаря Отца-генерала, Иоганна Фелькера. Удивленный Сандос поднялся на ноги и отступил назад, оградившись от вошедшего креслом.

* * *

ПРОНЗИТЕЛЬНЫЙ И ВЫСОКИЙ ГОЛОС Иоганна Фелькера звенел в небольшой и полупустой комнатушке Сандоса, и Джон Кандотти услышал его еще в коридоре. Дверь в комнату, как всегда, оставалась открытой, так что Джон был избавлен от необходимости входить без стука.

– Конечно же, доктор Сандос, – говорил Фелькер, когда Джон вошел в комнату, – Отцу-генералу хотелось бы услышать, что вы решили остаться среди нас…

– Отец-генерал очень добр, – прошептал Сандос, с опаской глянув на Джона, остановившегося в углу комнаты, спиной к стене.

– Я ненадолго. И не побеспокою вас дольше необходимого.

– Вот. Видите ли, Кандотти? – проговорил Фелькер, поворачиваясь к Джону. – Он непреклонен. Как жаль, что существуют такие обстоятельства, когда расставание человека с Обществом служит всеобщему благу. – Отрывисто проговорив эти слова, Фелькер обратился к Сандосу: – И я должен назвать ваше решение благородным. Естественно, мы будем рады видеть вас у себя до тех пор, пока силы не вернутся к вам полностью, доктор Сандос.

Вот твоя шляпа, подумал Джон Кандотти, откуда такая спешка? Рассерженный, он уже собирался послать австрийца подальше, когда заметил, что Сандос начал дрожать. Сначала Джон объяснил это болезненным состоянием: Сандос вообще едва не умер и до сих пор оставался слишком слабым.

– Сядьте, отче, – произнес Джон и подошел к Сандосу, чтобы помочь ему сесть в кресло. Зайдя за спину Сандоса, он бросил на Фелькера свирепый взгляд.

– Отец Фелькер, по-моему, отцу Сандосу нужно отдохнуть.

– О боже. Я утомил вас. Простите меня. – Фелькер без дальнейших понуканий заторопился к двери.

– Фелькер – дурак, – произнес уверенным тоном Джон Кандотти, когда шаги секретаря генерала Ордена затихли в конце коридора. – Не разрешайте ему докучать вам. Вас никто не ограничивает во времени. Мы не мечтаем сдать вашу комнату следующему квартиранту.

Он присел на краешек кровати Эмилио, поскольку сесть больше было некуда.

– Как вы себя чувствуете? По внешнему виду можно подумать… – «Что вы испуганы», – подумал он, но сказал: – Что у вас болит живот.

– Трудно… трудно, когда вокруг тебя столько народа.

– Могу себе представить, – автоматически произнес Джон, но тут же исправился: – Простите. Я сказал глупость. На самом деле я не могу этого представить, так?

Короткая безрадостная улыбка подтвердила:

– Думаю, что да.

Отрезвев, Джон оставил все идеи относительно чтения этому человеку лекций о сегодняшней жизни.

– Вот что, отче, надеюсь, вы не обидитесь на то, что я думал, что можно сделать с вашими руками, – сказал он чуть погодя, не совсем понимая, почему это могло обидеть Сандоса, который не пытался как-то скрывать их. Возможно, потому, что подумал о чем-то таком, чего тот не мог сделать самостоятельно. Подстричь ногти, побриться, самостоятельно сходить в туалет. Неприятно даже думать об этом. Порывшись в своем портфеле, Джон извлек пару тонких кожаных перчаток с обрезанными пальцами, кожа была аккуратно завернута и прострочена. – То есть я хочу сказать, что хирург, наверное, сможет в какой-то мере восстановить ваши руки, однако пока что я подумал, что перчатки могут помочь вам брать предметы. Особой сноровки вы не достигнете, однако думаю, что брать вещи научитесь. – Сандос смотрел на него округлившимися глазами. – То есть вы можете попробовать. Если не поможет, ничего страшного. Пара перчаток… пустяк?

– Благодарю вас, – странным голосом произнес Сандос.

Обрадованный тем, что его предложение не задело Сандоса, Джон помог ему заправить невероятно длинные, покрытые шрамами пальцы в перчатки. «Какого черта они сделали с ним это?» – гадал Джон, пытаясь не задеть свежие, недавно заросшие ранки. Все мышцы кистей Сандоса были аккуратно срезаны с его ладоней, удвоив длину пальцев, и теперь ладони его напоминали Джону скелетики, продающиеся на Хеллоуин.

– Теперь, на трезвую голову, – проговорил Джон, – мне кажется, что хлопковые подойдут лучше. Но хорошо. Если эта пара поможет, я сделаю другую. Я придумал, как приспособить перчатки для ложки, надо сделать особую петельку, чтобы вам стало удобнее есть. Иногда, как вы знаете, лучший результат дает простейший способ.

«Заткнись, Джон, ты болтаешь пустое», – приказал он себе. Погрузившись в процесс надевания перчаток, он даже на миг не заметил слез, стекавших по изможденному и бесстрастному лицу Сандоса. Закончив со второй перчаткой, Джон посмотрел вверх и пришел в ужас, улыбка его померкла.

Сандос плакал безмолвно, как плачет икона, минут, наверное, пять. Джон оставался с ним, сидя на постели он ожидал возвращения своего подопечного из того места, куда он удалился.

– Отец Кандотти, – наконец произнес Сандос, оставленные без внимания слезы высыхали на его лице, – если я однажды решу исповедаться, то обращусь к вам.

Утратив на мгновение дар речи, Джон Кандотти начал подозревать, зачем именно его вызвали в Рим.

– Спасибо, что вы пришли, – добавил Сандос.

Кандотти кивнул, раз, а потом еще раз, словно подтверждая что-то, и, ничего более не говоря, ушел.

Глава 4

Аресибо, Пуэрто-Рико

Март 2019 года

РЕШЕНИЕ ПРИШЛО В ГОЛОВУ, когда Джимми Куинн брился, пригибаясь, чтобы посмотреть в зеркало, неизбежно повешенное слишком низко для того, чтобы в нем можно было увидеть его голову. Лучшие из идей часто посещали его подобным образом – согнувшегося в душе, так чтобы голова могла оказаться под водой. Не приводит ли каким-то образом наклон головы к усилению кровообращения мозга? Энн Эдвардс должна знать, надо бы спросить, когда он будет в следующий раз обедать у них. Он не без удовольствия несколько раз обсосал эту идею. Джимми обещал Пегги Сун, что найдет способ уравновесить интересы работников и владельцев Аресибо, однако пока так ничего и не придумал. И это удивило Джимми, поскольку обыкновенно он умел находить способ порадовать себя и в то же время осчастливить своих родителей, учителей, приятелей и подружек. Сделать это было несложно, если удавалось поставить себя на место человека, которого хотелось порадовать.

Джимми нравилось ладить с людьми. А пока что, однако, ему удалось найти только один способ ладить с японским руководством радиотелескопа Аресибо – вести себя тихо и делать в точности то, что тебе говорят.

В иерархии пользователей тарелки радиотелескопа среди научного персонала он занимал более чем скромное место. Когда телескоп не использовали для более важных работ, Джимми удавалось поработать по стандартным руководствам SETI, поискать в небе радиопередачи инопланетян. О том, насколько низко пал статус программы Поисков Внеземного Разума, можно судить уже потому, что именно Джимми увяз на этой работе. Впрочем, большую часть своего времени он тратил на получение и обработку радиосигналов, пришедших из какой-либо определенной точки неба. Астрономы, работавшие в оптическом диапазоне, иногда замечали что-нибудь интересное и просили Аресибо просмотреть тот же участок неба, чтобы сравнить результаты радио- и оптических наблюдений. При всей автоматизации радиотелескопа кому-то приходилось принимать заявку, вносить изменения в график наблюдений, проверять исполнение, просматривать результаты и отправлять их автору запроса. Работа не совсем секретарская, однако Нобеля на ней не заработаешь.

Так что вопрос стоял так: зачем тратить деньги на такого первоклассного стервятника, как София Мендес, когда адекватный хакер может автоматизировать такую работу задешево?

После магистерской диссертации в Корнельском университете Джимми получил работу в Аресибо, потому что не искал высокой зарплаты, потому что ему хватило ума изучить испанский и японский языки, а еще потому, что он разбирался в некоторых моментах оптической и радиоастрономии. Свою работу он любил и хорошо справлялся с ней. И в то же время прекрасно понимал, что существенную часть его обязанностей можно автоматизировать. Он понимал, что от Масао Яногути под дулом пистолета требуют сокращения расходов на эксплуатацию тарелки телескопа, так как получалось, что в конечном счете лунная горнорудная программа закончилась пшиком и сократить расходы можно было только