В этой войне никто не собирался жертвовать собой ради него… кроме Сенахта, который уже погиб, и Тэры, которая без него просто не мыслила жизни.

Вот почему Перкау направил его в пески на посвящение, которого царевич мог и не пережить. Среди всех возможных союзников единственным, к кому мог сейчас обратиться Хэфер, было отверженное Божество, даровавшее ему Свою Силу. И за эту Силу Ануират теперь отталкивали его! Но притом сами помочь были не готовы…

– Так не может быть, – выдохнула она прежде, чем царевич успел что-то ответить. – Так неправильно!

– Так всегда было, – тихо подтвердил Хэфер, качая головой.

– Разве же это справедливо?!

– В тебе говорит любовь, девочка моя, – мягко произнесла Берниба. – От верной супруги царевича, от той, кто спасла его, я и не ожидала иного. В нас же говорит долг – перед Империей, перед родом Эмхет. Перед всем родом. День, когда Ануират примут чью-либо сторону, возвысят одних детей божественного Ваэссира над другими, может стать последним нашим днём.

– Ты, стало быть, полагаешь, что за моей смертью стоят другие Эмхет? – глухо проговорил Хэфер.

Тэра хотела было возмутиться, но он почувствовал и мягко удержал её за руку.

– Враг в Доме Владык – так ты сказал сам, – тихо ответила Верховная Жрица. – Но кто бы то ни был – это не наша война. Мой долг – заботиться об общине и о древних заветах, по которым живут оба наших рода.

– Старейшины просят о времени, но на самом деле всё уже решено, не так ли? Вы откажете мне.

– Мало что может вызвать страх у Ануират. Ты… напугал их, не скрою. Они не привыкли к такому… Будет ещё совет и не один, пока гонцы несут твою весть Владыке.

– Ты и сама не веришь, что ответ будет каким-то иным, – покачал головой Хэфер, инстинктивно сжав руку Тэры в своей.

Берниба отвела взгляд, да подтверждения и не требовалось.

– Господин мой царевич, – подал голос Сехир, поднимаясь с циновки. Мать не стала останавливать его. – Верховная Жрица нарушила традицию, и ты узнал моё имя и моё лицо раньше срока. Я действительно был выбран и обучался как один из твоих будущих стражей. Но даже если ты никогда не станешь Императором, а я – одним из Восьми, я готов быть твоим телохранителем, что бы ни решили старейшины.

Воин говорил искренне, и сердце Тэры радостно встрепенулось. Надежда есть!

– Тебя изгонят из общины, Сехир, – возразил Хэфер. – Из твоей стаи…

– А то я не знаю, – отмахнулся Ануират, снова садясь. – Зато я буду жить, зная, что сделал всё, что мог.

– Да, вот такой он, мой Сехир, – грустно улыбнулась Берниба, но в её интонациях Тэра отчётливо уловила нотки гордости.

– Я… у меня нет слов, равных моей благодарности, – голос Хэфера едва заметно дрогнул. – Для Ануират пойти против стаи – всё равно что погибнуть.

– Да, эту жертву мы оба готовы принести, – ответила Верховная Жрица. Взгляд, которым она одарила царевича, Тэре совсем не понравился. – Но готов ли и ты принести жертву, Хэфер Эмхет, наследник Владыки?

Лицо царевича сменилось непроницаемой маской.

– Изящный ответ на моё выступление в храме, мудрая, – мрачно усмехнулся он, выпуская руку Тэры из своей. – В лучших традициях столичного двора. Я не пожелал дать вам время, и ты не желаешь дать время мне.

– Одно связано с другим, – Берниба пожала плечами. – Всё справедливо. И ты знаешь это, господин мой царевич, – добавила она вкрадчиво.

– О какой жертве вы говорите? – спросила Тэра. – Раз уж мы обсуждаем всё так открыто… договорите до конца.

– И ты тоже готова будешь говорить открыто? – спросила Верховная Жрица, внимательно глядя на девушку, потом перевела взгляд на Хэфера. – Скажешь ей сам?

– Не здесь и не сейчас, – резко ответил царевич и, поднявшись, вышел.

Тэра устремилась за ним. За спиной она услышала негромкий голос Бернибы:

– Время. Нам всем нужно немного времени…

В ту ночь Хэфер так и не объяснился с ней, и Тэра отступила, испугавшись разделить с ним и свою тайну, которая могла изменить буквально всё между ними.

Дни потекли размеренно. Царевич вернулся к каждодневным тренировкам, но теперь к нему присоединился Сехир.

В храме Хэферу не хватало живого противника, и он не мог в полной мере осознать, на что теперь способен в бою. В тех обстоятельствах так было даже лучше – девушка помнила, с какой горечью царевич вынужденно привыкал к своей слабости. Но теперь именно возможность тренироваться с другим воином помогала Хэферу оценить то, как восстанавливалось его тело, и каким теперь был его стремительно меняющийся потенциал. Проигрывать же раз за разом одному из Ануират было не печально и не совестно, ведь Ануират не знали равных. Тэра, впрочем, сомневалась, что Сехир дрался хотя бы вполсилы. Его целью была помощь царевичу, а не демонстрирация своих умений во всей красе.

Сехир также стал основным проводником Хэфера и Тэры в селении, охотно рассказывал об обычаях общины, шутил и безо всякого стеснения расспрашивал о жизни в столице и в храме, откуда Тэра была родом. В отличие от Бернибы, с ним было легко. Девушка подумала, что они вполне могут подружиться. Почему-то почти таким она по рассказам Хэфера представляла себе и Сенахта, и это подкрепляло её симпатию к воину.

В общине Ануират к гостям понемногу привыкли и уже не глазели, как в день прибытия. Разве что дети по-прежнему собирались в стайки, провожая царевича и жрицу то в храм, то к реке, но это Тэру скорее веселило, чем пугало.

Иногда во время тренировок Хэфера и Сехира Берниба приглашала Тэру с собой в храм. Верховная Жрица не спрашивала, подумала ли девушка над её предложением остаться среди Ануират, и решилась ли рассказать царевичу о зарождающейся в её чреве жизни. И за это Тэра была ей глубоко благодарна, хотя после того разговора за вечерней трапезой уже не питала к женщине такого доверия, как поначалу. Но говорить с ней о ритуалах, о служении Стражу Порога было удивительно приятно – кто поймёт жреца лучше, чем другой жрец? Тэра знала, чувствовала, что здесь могла бы узнать много и многому научиться. Да и чувство Дома росло и крепло в ней, поддерживаемое теплом и принятием местных жрецов и жриц. Но только всё это потеряло бы смысл, случись что с её царевичем…

А ночами Хэфер и Тэра выбирались на террасу, откуда можно было наблюдать звёздные россыпи, и говорили обо всём на свете, всеми силами стараясь забыть о том, что грозило разделить их. Иногда, засыпая в