— Вы не сразу поняли мое приглашение войти?

— Нет. Я… — Сдерживавшая до этого момента дыхание, Елена наконец выдохнула и решительно расправила плечи. — Разумеется, нет, — повторила она более уверенно. — Я несколько замешкалась, потому что… хотела убедиться, в порядке ли мои платье и прическа.

Ей приходилось прикладывать немало усилий, чтобы противостоять критическому настрою Готорна, разглядывающему ее с головы до ног. Он не упускал ни единой детали — ни аккуратного пучка волос, ни бледного лица, ни черного платья, ни выглядывающих из-под подола мысков черных ботинок. Наконец Готорн снова посмотрел на ее смущенное покрасневшее лицо.

— Могу я поинтересоваться, почему вы до сих пор носите траур, хотя ваш супруг умер почти два года назад? — холодно спросил он.

Прямота вопроса поставила Елену в тупик. Не могла же она объяснить, что одевается в черное из уважения к своему почившему два месяца назад дедушке Джорджу Мэттьюзу, бывшему герцогу Шеффилду!

Готорн вздернул бровь:

— Возможно, вы так любили своего мужа, что до сих пор скорбите по нему?

— А возможно, я просто слишком бедна, чтобы купить себе иные наряды вместо траурных? — парировала Елена, глубоко уязвленная его саркастическим замечанием.

Адам задумчиво посмотрел на нее:

— Отчего же вы в таком случае не попросили выплатить вам жалованье вперед? Разве это не было бы благоразумным поступком?

Елена округлила глаза:

— Надеюсь, вы не станете и дальше оскорблять меня, милорд, предлагая купить на ваши деньги новые платья?

Какая же она колючая! Адам почувствовал недовольство, стараясь не вспоминать, что вчера вечером тем же самым определением Ройстон охарактеризовал его самого.

Свое неучастие в светской жизни Адам целиком списывал на неверность жены. Гордость не позволяла ему ослаблять защиту, находясь в обществе. Раздражение Елены Лейтон тоже было связано с гордостью, хотя и совсем иного рода, происходящего от недостатка финансов.

— Эти деньги вы заработаете, заботясь об Аманде, — спокойно напомнил он.

— Если только, как я уже заподозрила вчера, вы не решили отказаться от моих услуг?

Мысленно Адам выругался. Он предпочел бы, чтобы она не заговаривала об оказании услуг, потому что он тут же снова представил, как она ублажает его самым интимным образом, а сейчас совсем неподходящее время думать о подобном!

Когда Елена несколько минут назад вошла в его кабинет, его вниманием тут же завладели ее полные розовые губки, вызвав немедленный прилив возбуждения — такой сильный, что ткань панталон натянулась вокруг его мужского достоинства.

Он поднялся из-за стола, чтобы избавиться от неприятных ощущений, но, тут же сообразив, что наделал, поспешно отвернулся, чтобы скрыть столь неопровержимый признак своего возбуждения, и принялся смотреть в окно на сад, разбитый за его лондонским особняком.

— Что-то не припомню, чтобы говорил подобное.

— Это подразумевалось, когда вы стали спрашивать меня о моем возрасте.

— Миссис Лейтон! — Адам резко развернулся, прикрывая руками очевидную выпуклость у себя между ног и прищурившись глядя на Елену. — Я-то решил, что вы избавились от привычки строить предположения на основе моих слов или поступков. Если я захочу что-то сказать, то сделаю это без колебаний. Сколько времени вам потребуется, чтобы подготовиться к отъезду из Готорн-Хаус?

Побледнев, Елена отступила на шаг назад, прижимая руку к груди при ужасающей мысли, что придется еще раз остаться один на один с большим пугающим миром.

— Вы меня увольняете?

— Ради всего святого, прекратите искать в каждой моей фразе скрытый смысл! Ничего подобного я не имел в виду, — раздраженно воскликнул Адам, презрительно глядя на нее сверху вниз. — Мое присутствие требуется в моем имении в Кембриджшире, и я хочу, чтобы вы с Амандой сопровождали меня в поездке.

— В Кембриджшир?

Он кратко кивнул:

— Да. Я же вам только что эго сказал.

— Ах.

Он вскинул бровь:

— У вас имеются какие-то возражения?

В этом английском графстве Елена никогда прежде не была и, разумеется, ничуть не возражала против поездки гуда с лордом Готорном и его дочерью.

Проблема заключалась в том, что после внезапной смерти дедушки и жестокого обращения, которому она подверглась со стороны своего кузена сразу после похорон, она приняла сознательное решение переселиться в Лондон.

Ее дедушка, бывший в молодости солдатом, говорил ей, что лучший способ спрятаться от врага — оставаться на виду. Именно по этой причине Елена, насколько могла, изменила свою внешность и назвалась чужим именем, после чего получила место гувернантки при Аманде Готорн. Такая работа подразумевает почти затворнический образ жизни. Даже если Невилл Мэттьюз, ее кузен и обидчик, ставший теперь новым герцогом Шеффилдом, и решит приехать в столицу, из-за траура по недавно умершему дедушке не станет посещать никаких светских мероприятий, принимая разве что частные приглашения.

Елена сомневалась, чтобы в Кембриджшире обнаружились люди, способные ее опознать, но в крупном шумном Лондоне, сулившем анонимность, она чувствовала себя спокойнее.

— Возможно, — с напором продолжил Адам, заметив отразившееся в ее глазах замешательство, — у вас имеются какие-то… знакомые в Лондоне, с которыми вы не хотите разлучаться даже на неделю?

То, что эта женщина овдовела почти два года назад и до сих пор носит траур в знак затянувшейся скорби, вовсе не означает, что у нее с тех пор не было любовника. Или нескольких.

Адам слышал мнение, что после смерти мужа или жены горше всего оплакивается именно утрата физической близости. В его случае это не соответствовало действительности, так как, узнав, что Фанни в первый раз изменила ему уже через месяц после свадьбы, он свел их близость разве что к мимолетному поцелую в щеку.

Но Елена Лейтон — молодая красивая женщина, которая до сих пор носит траур из-за финансовых затруднений, а не по эмоциональным причинам. Со стороны Адама было бы наивно полагать, что она не завела себе любовника. Но ему совершенно не обязательно знать, когда она встречается с этим мужчиной, возможно, в свой единственный свободный на неделе вечер.

— Так мы будем отсутствовать всего неделю?! — воскликнула Елена, просияв от радости.

Адам, напротив, испытал резкий прилив раздражения, что было, по сути, глупо, да его вообще не должно волновать нежелание этой женщины разлучаться со своим любовником даже на короткое время.

— Приблизительно, — произнес он. — Пока трудно сказать, сколько именно времени мне придется провести в Кембриджшире.

При мысли о том, что ему нужно туда ехать, в Адаме поднимался внутренний протест. Действительно, там имелись дела, требующие его вмешательства, но он не сомневался, что разобраться с ними можно и посредством отправки письма управляющему, который вел их в его отсутствие. Решение Адама лично посетить имение было продиктовано в большей мере вчерашним разговором с Ройстоном, а не действительной необходимостью в его присутствии.