* * *

Клеарх снизу вверх смотрел на Тиссаферна, который, подбоченясь, сидел на статном белом жеребце и ухмылялся, будто еще вчера они не пытались прикончить друг друга.

– Ты не поверишь, спартанец, но я даже рад видеть, что ты уцелел, – сказал он. – На тебе уже зажили рубцы от той порки? Я полагаю, что да.

– В чем причина твоего желания вывести меня из себя, Тиссаферн? – вопросом ответил Клеарх. – Я ведь могу захотеть убить тебя, воплотив чаяние по меньшей мере нескольких наших общих знакомых. Ты же не глупец. Или ты хочешь, чтобы я ударил тебя?

Тиссаферн перестал его задирать и лишь кривился улыбкой, довольный тем, что сидит так высоко над греками.

– Ты разговариваешь на языке царей, спартанец, но с варварским выговором. Известно ли тебе это? Как козопас или слуга. Видно, они тебя и обучали. А разговариваешь ты не с Тиссаферном, а с почетным старейшиной Тиссаферном. Царь Царей Артаксеркс, да будет над ним милость неба, вознаградил меня за то, что я раскрыл ему ваш злодейский замысел. Ты это, наверное, еще не понял? Я и есть тот, кто убедил Царя Царей собрать и поднять войско, чтобы в поле встретить изменников с запада. И это мое предостережение спасло трон его справедливого владельца, будь он стократ благословен. Возможно, он теперь пожалует мне дворец, после того как все благополучно завершилось в его пользу.

Клеарх потер подбородок, чувствуя ладонью колкость щетины. Придется, однако, отращивать бороду. Ближайшее время очереди к брадобреям здесь вряд ли предвидятся.

– Тиссаферн, – начал он. – Ты прибыл сюда взывать к перемирию. Но все, я вижу, хочешь разбудить во мне гнев. Если речь идет об интригах, то плетешь их ты. Лучше просто скажи то, что тебе было велено сказать. А решения о войне и мире оставь тем, кому по рангу их принимать. И кто в них смыслит.

Тиссаферн гневливо зарумянился и заерзал на замшевом чепраке.

– Хорошо же, спартанец. Лучше покончить со всем этим прямо сегодня. Я мог бы привести сюда сотню тысяч воинов, чтобы окружить вас и тучами послать стрелы в ваши глотки…

– Наверное, тебя прислали передать какое-то сообщение от царя? – перебил Клеарх, притомившись этим злопыхательством. Он бы испытал немалое удовольствие, если б толстяк подавился собственным языком или его хватил удар. Но если он готовится что-то произнести с такой неохотой, то значит, это действительно стоит выслушать.

С минуту Тиссаферн сидел в молчании, глядя перед собой с желчной неприязнью, и наконец заговорил с таким видом, будто сходящие с его губ слова имели неприятный привкус:

– Царь Артаксеркс не держит обиды на тех, кому платил его брат. Он понимает, что вина лежит на изменнике, злокозненном царевиче Кире. От греков же царь своими очами видел на поле проявление безупречного геройства. И он призывает греческих военачальников совместно обсудить, как лучше препроводить их домой без дальнейшей борьбы и кровопролития.

– Ну вот, – тихо произнес Клеарх. Мысли кружились. – Это уже ближе. Где у царя ставка, старейшина Тиссаферн?

Использование титула не укрылось от ревнивых ушей старика, однако это его не проняло.

– Войско здесь всюду вокруг, спартанец. Но где стоит мой царь, я тебе не скажу, во всяком случае, пока. Дай мне твой ответ, и я передам его ему. А вечером я возвращусь, чтобы тебя к нему препроводить.

– Я это принимаю, – с кивком произнес Клеарх.

– Приглашение относится ко всем греческим начальникам, – добавил Тиссаферн, через плечо Клеарха оглядывая ряды воинов и напряженно застывшую толпу.

– Одного или двух я хотел бы оставить, – оговорился Клеарх, думая сейчас о Меноне: как бы он чего не выкинул перед персидским венценосцем.

– Архонт Клеарх, по-твоему, я какой-нибудь кетмень с полей? Неискушенный в делах простачок? Мы провели дознание среди людей, что шли с вами от Сард. Огнем и каленым железом. Так что языки развязались у всех, и все секреты выболтаны. Нам известно, как Кир подпортил репутацию царя в Византии, выжав суммы, которых теперь уже не возвратить. Знаем до последней мерки зерна, сколько вы потребили провизии, сколько израсходовали денег и скольких вы глупо рассчитываете оберечь. Царь Царей пожелал видеть греческих военачальников, кои вчера нанесли такой урон его войску. – Перс расплылся медоточивой улыбкой. – По мне, так я бы лучше поубивал вас здесь, но я повинуюсь воле моего повелителя. Поэтому если ты не хочешь его уязвить, то явишься нынче в сопровождении Софенета Стимфальского, Менона Фессалийского, Проксена Беотийского, Ксения Аркадского[37], Сосиса Сиракузского, Пасия Мегарского[38]…

Клеант остановил его выставленной ладонью:

– Ладно, Тиссаферн. Я приду. А насчет остальных мы здесь обсудим.

– Кто тебя знает, – выразил сомнение Тиссаферн. – Вдруг ты откажешься? Возьмете и решите напасть на моего хозяина один, последний раз. Так что рассчитываю слышать твой ответ, спартанец. До нынешнего вечера.

Трое всадников вместе повернули назад, оставив Клеарха смотреть, как они уменьшаются до пятнышек на горизонте. Спартанец озадаченно ругнулся себе под нос, а Проксен, заслышав, усмехнулся.

– Ты думаешь, это ловушка? – спросил он.

– Откуда мне знать? – сокрушенно вздохнул архонт. – Может, и так. Честно сказать, я в растерянности. Я не доставил удовольствия Менону своим согласием, но правда в том, что я и впрямь не знаю, как мы сможем защитить этих людей в эдаком месте. Может, мне следовало уйти скорым шагом, оставив их всех.

– Нет, – твердо сказал на это Проксен. – Такому приказу я бы не подчинился. Мне невмочь было бы слышать плач этих детишек в мои последние минуты. Да ты бы их и сам не оставил.

– А Менон да, – буркнул Клеарх, озирая толпу. Там он снова увидел Паллакис, к которой невзначай прицепился взгляд.

– Ты не Менон, – сказал Проксен. – Ты лучше. Я пойду с тобой вечером. И если нас ждет засада, я первым делом срублю того жирного глупца.

– Опасность здесь присутствует.

Вместе с принятием решения напряженность с него спала.

– Хорошо, Проксен. Как там ни обернется, я буду стоять с тобой.

– А можно будет просто задать стрекача. Такую мысль я тоже не отвергаю.

Оба оглядели толпу, в которой были малые дети, старики со старухами, больные и немощные. Лагерь от самых Сард тащился на повозках. Если бежать, то эти люди не выдержат не то что дня, но и часа.

– Ты как думаешь, а вино на том обсуждении предвидится?

Клеарх заметно приободрился:

– Возможно, да.

Клеарх потер пальцем щеку в том месте, где она чесалась от пота. Ритуалов и распорядка настоящего лагеря ему вообще-то не хватало. Хотя сейчас, с непредсказуемо возникающими из сумрака персидскими всадниками, единственно здравым было отказаться от всего, что не приспособлено к езде или стремительному бегу. Оставшиеся волы тащились так медлительно, что даже ребенок мог легко обогнать их на муле; что уж тут говорить о царской коннице. Их бы приказать порубить на мясо, но его тоже нужно было нести. Тем не менее Клеарх тосковал по простым рядам костров для приготовления пищи. Ему недоставало палаток и слуг, которые бы ставили его удобство во главу угла. Все это как будто исчезло; слуг либо убили, либо утащили в рабство. Хорошо, если не последнее. С рабами персы обращались никудышно, и те долго не заживались. Сам архонт предпочитал спартанский быт и уклад, где рабы ценились и их нормально кормили. У Клеарха лично было четверо илотов, которые служили в его собственных рядах. Его они считали чуть ли не своим отцом – хотя, наверное, втихомолку кляли, когда он заставлял их упражняться или отправлял в длительные пробежки по холмам. Но рабы должны быть в форме. Чтобы таскать сундук и смотреть за спиной архонта, требуются терпение и выносливость.