О спутнице царевича Клеарх будто забыл, хотя она стояла за его плечом, укутанная в его плащ. Паллакис тихо молилась за душу Кира, пустившуюся в свой небесный путь. Человек он был приличный, третья любовь в ее жизни. Что теперь будет с доставшимися ей от него драгоценностями? Позволят ли ей их оставить?

– Клеарх, я под твоей защитой? – спросила она.

Спартанец обернулся, видя в ее глазах боязнь.

– Да, – сдвинув брови, ответил он. – Если Менон или кто-то еще будут доставлять тебе беспокойство, скажи им, что ты служила царевичу, была его женщиной. С уходом Кира за его честь буду стоять я. Он был моим другом.

– А я… мне теперь… быть твоей? – ломким от растерянности голосом спросила она.

Клеарх, уже думавший отвернуться, вздохнул.

– Паллакис, нас здесь от силы десяток тысяч. Еще примерно столько же в лагере. А вокруг нас, на равнине и холмах, этих тысяч сотни – да что там сотни, их вообще не счесть. И все они преданы своему царю, который нам заклятый враг, ты это понимаешь? Человеку, который теперь досконально знает, что от самых Сард мы шли сюда затем, дабы лишить его престола и жизни.

– Ты думаешь, мы все умрем? – спросила она.

– Я думаю… – Увидев ее страх, он несколько сменил угол. – Царь Царей отнюдь не глуп. Он знает, что мы наемники. А потому, возможно, даже захочет перекупить наши услуги, отчего бы нет? Так что твое беспокойство, возможно, необоснованно. Я хотел сказать… Паллакис, у меня две дочери, обе близкие тебе по возрасту. А это, если ты верно меня понимаешь, меняет человека. Из юного глупца-повесы он превращается в умудренного жизнью мужа, который сходится со всеми, кого встречает. Кроме разве что Менона, как ты, наверное, уже успела заметить. Этого человека точит собственная злость. И потому он мне не может нравиться.

– Можно я пойду к себе в шатер, Клеарх? Мне нужно взглянуть, на месте ли еще мои серьги и ожерелья?

Тихим свистком архонт подозвал к себе спешащего мимо спартанца.

– Все брось и отправляйся за госпожой Паллакис, – приказал он. – Отвечаешь за нее жизнью.

Вторично возражать против приданной ей знатности она не стала, принимая ее как должное.

Клеарх проводил ее взглядом. Да, царевичу Киру вкус не изменял никогда. Восхитительная женщина. На зависть любой эллинке. Эти темные волосы, светлая нежная кожа… С досадливым рыком архонт мотнул головой, приводя в порядок мысли. Из родительского дома в ратное обучение его забрали в семь лет. К двенадцати он уже был вожаком волчьей стаи мальчишек. По одному плащу в год – это единственное, что им выдавали. Нередко, когда туника истлевала на теле, под плащом он ходил голышом и, бывало, месяцами не знал бани. Сейчас на плечах не хватало веса плаща, но было и легче, словно эта женщина сняла и унесла с собой некую толику боли, присущую этому дню.

Откуда-то из отдаления снова появился Проксен, близясь к стоящему в раздумье Клеарху. Спартанец отслеживал его приближение, а тот следил за архонтом; каждый оценивал силу, оставшуюся в соратнике. Ночная стычка была нешуточной. Наступившая темнота уберегла их своими объятиями. Хотя утро, бесспорно, вновь выявит врага, пришедшего по их души.

– Пока их конники от нас отвязались, – объявил Проксен. – А вот стрелы у наших лучников кончились, и добыть их негде. Выставить вовремя пращников у меня не получилось.

– Ну вот. Теперь Царь Царей знает, что мы в лагере. И точно знает, где нас искать перед восходом солнца. Так что, товарищ мой, не исключено, что завтра наш последний день.

– Кого это я слышу, Клеарха или голос Менона? – поднял кустоватые брови Проксен. – Я-то думал, спартанцы несокрушимы.

Клеарх хмыкнул.

– Конечно, ты прав. Нам нужно выйти нынче же. Они думают, что обратно мы двинемся той же дорогой, что пришли. И наверняка встанут с запада. Я бы на их месте так и поступил. А раз так, то нам остается север. Туда и направимся.

– Вот и хорошо, – кивнул Проксен. – Твой приказ: идти на север. А лагерный люд с нами, со всей водой и запасом еды, какие они могут унести. – Он немного помолчал. – Хотя Менон настаивает, чтобы мы их бросили. Говорит, они замедляют нам ход.

– И он прав, – рассудил Клеарх, – замедляют. Друг мой, я не вижу из этого выхода.

Проксен, на удивление, сжал ему плечо – жест, между ними несвойственный.

– День был скверный. Ты, когда поспишь, восстановишься. Трудности будут те же самые, но ты начнешь лучше им противостоять. И как раз с таким Клеархом, уверенным в себе полководцем, я и желаю разговаривать поутру. Сомнений нет, он будет полон здравых мыслей.

– Славный ты человек, – вымученно улыбнулся Клеарх.

Ночь тоже не обошлась без тревог. Дважды дробный гул табунного топота становился таким близким, что воины изготавливались к атаке, но потом он снова шел на спад. Огромные силы или вышли за ними на охоту, или замышляли окружить их в пустыне. Сложно было не представлять себе удушающую петлю, которая медленно затягивается под равнодушным ликом ползущей по небу луны.

За пределами прежнего лагеря Клеарху пришлось вспомнить, что вышедшие с войском мужчины, женщины и дети не могут шагать как солдаты. За то время, что он пытался проложить дистанцию между местом, где их точно увидели, и местом предстоящего ночлега, вслед за каре эллинов растянулся длиннющий хвост из людей. Многие из идущих были все еще оглушены тем, как немилосердно обернулась их судьба. Согбенно брели черные бесконечные вереницы – матери с детьми у бедра, согнутые под тяжестью поклажи мужчины. То был разброд, полный отрыв от всего, что их когда-то окружало.

Первый час пути Клеарх еще довольствовался посылкой к этой хвостатой людской комете своих воинов, которые поторапливали их ускорить шаг. Но в ответ слышались лишь измученно-сердитые голоса, а какая-то женщина, сварливо крича, попыталась всучить одному из спартанцев своего сынишку, чтобы тот его понес. Тогда Клеарх остановил всю группу и в темноте отдал новые приказы. Его люди, понимая ставки, не роптали. А уж Менон не преминул многократно повторить всем, кто его слушал, что это он советовал не брать с собой такую обузу. Им не нужны эти обреченные рабы. Чтобы появился хоть какой-то шанс, необходимо бросить их и отдалиться от персидского войска на наибольшее расстояние.

В тыл этой колонны Клеарх отрядил тысячу спартанцев и тысячу коринфян. Лагерным постояльцам теперь приходилось идти с дышащими им в спину греческими воинами, понуждающими их ступать резвей. Кое-кто из воинов изнывал от соблазна использовать для понукания копья, покалывая ими задних, как медлительный скот. Час-другой с переменным успехом это действовало, но затем от отчаяния люди озлобились и потеряли страх, требуя себе отдыха или смерти, тем более что дети у них были от усталости уже ни живы ни мертвы. Тогда архонт дал приказ о передышке, и люди повалились прямо там, где стояли. Превозмогая собственную усталость, он назначил караул из наиболее молодых. Своих спартанцев он пристроил на отдых, стараясь их по возможности не будить, чтобы к восходу солнца они хоть немного посвежели: так от них будет больше проку в бою. С зевком потирая глаза, он невольно вздрогнул, когда его за плечо тронула Паллакис. Она протягивала ему его плащ.