– Как всегда, я занят своим обычным делом, – бросил Уильям сквозь зубы глухим и хриплым голосом. – Причесываю дела, с которыми вы не можете справиться, вычищаю оставшиеся позади вас огрехи. – Он протянул письма и хлопнул ими по столу. – О них знаю не только я, поэтому не думайте, что сумеете спрятать их и обвинить какого-то бедолагу, столь же невиновного, как тот бедный лакей, которого вы послали на виселицу.

С этими словами он повернулся на месте и вышел, оставив Ранкорна с побелевшим лицом и трясущимися руками.

Сэр Герберт Стэнхоуп был взят под стражу. Ему предъявили обвинение, и защищать хирурга взялся Оливер Рэтбоун. В Лондоне он числился одним из самых блестящих адвокатов, и со времени, прошедшего после инцидента с Монком, хорошо познакомился с ним и с Эстер Лэттерли. Хотя называть подобные взаимоотношения дружбой значило одновременно и недооценивать, и переоценивать их прочность. С Уильямом вообще трудно было поддерживать постоянные отношения, однако мужчины уважали друг друга почти до восхищения, и каждый из них полностью доверял не только компетенции, но и профессиональной добросовестности другого.

Однако на уровне личном их отношения были иными. Монк считал Рэтбоуна излишне надменным и самодовольным. Манеры адвоката время от времени раздражали вспыльчивого детектива, заставляя его терять и без того скудное терпение. Со своей стороны Оливер также считал сыщика надменным, колким, самодовольным и неуместно безжалостным.

С Эстер его отношения складывались иначе. Рэтбоун уважал ее, и это отношение со временем лишь крепло. Впрочем, юрист не видел в ней качеств, необходимых, по его мнению, хорошей спутнице жизни. Она также была излишне самостоятельна и не понимала того, что леди не следует проявлять излишний интерес к – подумать только! – уголовным преступлениям. Но все же, как ни странно, общество этой дамы доставляло адвокату больше удовольствия, чем компания любой другой женщины, и мнение мисс Лэттерли обретало в его глазах все больший вес. Ум Оливера обращался к Эстер много чаще, чем следовало бы, и это казалось ему не совсем удобным, но тем не менее приятным. Сама же Эстер не намеревалась даже намекать на свое отношение к нему. Временами Рэтбоун глубоко волновал ее, а больше года назад он даже поцеловал ее – внезапно и ласково. Лэттерли помнила, как однажды они превосходно провели время на Примроуз-Хилл с его отцом Генри Рэтбоуном, который ей невероятно нравился. Девушка нередко вспоминала то чувство близости, которое ощущала, гуляя с ним по вечернему саду и вдыхая принесенные ветром летние запахи, аромат жимолости и скошенной травы, а за потемневшими ветвями яблонь, над зеленой изгородью тогда прятались звезды…

Тем не менее где-то на задворках ее ума вечно пребывал Монк. Лицо детектива постоянно вторгалось в ее мысли, его голос произносил слова, а она их слушала.

Рэтбоун ни в коей мере не был удивлен, получив приглашение от солиситоров[11]сэра Герберта Стэнхоупа. Человек столь значительный, вполне естественно, должен был обратиться к наилучшему защитнику, а кто мог сомневаться в том, что таковым является Оливер?

Адвокат прочел все бумаги и внимательно изучил дело. Обвинение против сэра Герберта казалось весьма обоснованным, но далеко не доказанным. Да, он мог совершить преступление, как и еще почти дюжина лиц. Этот человек обладал необходимой физической силой, но даже если говорить только о сиделках, то не меньшей силой располагала почти каждая из них. Единственный намек на мотив предоставляли письма, отосланные Пруденс Бэрримор сестре: они оставались могучим и до сих пор не оспоренным доказательством. Подорвав доверие к ним, можно было добиться послабления от закона и избавить обвиняемого от петли палача. Но спасти репутацию и честь хирурга могло только полное отсутствие сомнений в его невиновности. А это означало, что Рэтбоун должен был представить публике нового обвиняемого. Свет был здесь высшим судом.

Однако сперва следовало добиться юридического оправдания. Адвокат снова прочел все письма. Они требовали другой интерпретации, невинной и достоверной. А для этого ему требовалось повидаться со Стэнхоупом лично.

День опять выдался жаркий, но пасмурный: небо над головой затянуло тучами. Оливер не любил посещать тюрьму, а в этой угнетающей жаре внутренние помещения этого заведения доставляли ему еще меньше удовольствия, чем обычно. Вонь, запертые камеры с распаренными телами, страх, сочившийся через решетки… Рэтбоун ощутил даже запах камня, когда за ним с тяжелым металлическим звоном закрылись двери и тюремщик провел адвоката в комнату, где ему предстояло свидание с сэром Гербертом Стэнхоупом. Стены в ней были из голого камня, а в центре стоял простой деревянный стол со стульями по каждую сторону. Одно лишь окно, заложенное решеткой и запертое на замок, было расположено высоко над головой самого высокого человека и едва пропускало свет.

Тюремщик поглядел на юриста:

– Когда захотите выйти, позовите меня, сэр. – И, ограничившись этими словами, он повернулся, оставив адвоката наедине с его подопечным.

Невзирая на то что оба они в Лондоне принадлежали к числу знаменитостей, встречаться прежде им не приводилось, и мужчины разглядывали друг друга с интересом. Сэру Герберту эта встреча несла жизнь или смерть. Лишь искусство Оливера Рэтбоуна могло избавить его от петли. Сузившимися глазами хирург внимательно разглядывал лицо человека, сидевшего перед ним: широкий лоб, любопытные глаза – пожалуй, темноватые для его светлой кожи и волос, – чувствительный нос, прекрасно очерченный рот…

Адвокат также внимательно рассматривал сэра Стэнхоупа. Ему предстояло защищать этого человека… Фигуру, известную в обществе и еще больше в медицинском мире. Предстоящее разбирательство способно бросить тень на множество безупречных репутаций, в том числе и на его собственную, если он не проявит себя надлежащим образом. Ужасная это ответственность – ощущать в своих руках власть над человеческой жизнью. Не так, как это обстоит в деле хирурга, где все зависит от ловкости пальцев, а когда все определяется тем, сколь правильно ты понимаешь природу человека и верно ли толкуют судьи закон. А еще быстротой ума и языка.

Но сперва главный вопрос: виновен ли хирург?

– Добрый день, мистер Рэтбоун, – произнес наконец Стэнхоуп, чуть склонив голову, но не подавая посетителю руки. Он был в своей собственной одежде: суд над ним еще не состоялся, поэтому закон еще не считал его виновным, и тюремщикам следовало относиться к нему с уважением.

– Здравствуйте, сэр Герберт, – ответил Оливер, направляясь к другому стулу. – Прошу вас, садитесь. Время драгоценно, и я не стану тратить его на любезности, без которых мы можем обойтись.

Заключенный повиновался с вялой улыбкой.

– Ситуацию, в которой мы встречаемся, светской не назовешь, – заметил он. – Полагаю, вы успели ознакомиться с фактами в интерпретации обвинения?