Лицо Монка оставалось жестким.

– Я сделаю это, – обещал он не столько адвокату, сколько самому себе. И добавил с едкой улыбкой: – Полагаю, что за это платит сэр Герберт?

– Платит, – согласился Рэтбоун. – Но если бы мы только сумели обнаружить достаточно сильный мотив у кого-то другого!.. Уильям, без причины не убивают. – Он умолк, а потом сменил тему. – Скажите, а где сейчас работает Эстер?

Детектив улыбнулся с веселым недоумением:

– В Королевском госпитале.

– Что? – Юрист не верил своим ушам. – В госпитале? Но я думал, что она… – Он снова умолк. Незачем напоминать Монку, что их общая знакомая уже была уволена из подобного заведения: детектив, вне сомнения, знает об этом. Разглядывая его лицо, Оливер читал на нем вдумчивость и живой интерес, а также гнев и стремление защищать истину, не боясь за себя самого.

Иногда Рэтбоун ощущал необычную близость к этому человеку, хотя сразу и любил, и осуждал обе конфликтующие части его натуры.

– Понимаю, – проговорил он громко. – Действительно она может оказаться полезной. Но, пожалуйста, не забывайте обо всем немедленно меня информировать.

– Конечно, – кивнул сыщик со притворно скорбным видом. – До свидания.

Оливер не сомневался, что ему следует повидаться и с Эстер. Споря с собой, он обдумывал все «за» и «против» подобного хода, но ноги сами несли его в сторону госпиталя. Найти там мисс Лэттерли будет сложно: вне сомнения, она занята работой. И вполне вероятно, не знает ничего полезного об убийстве. Но ведь они с Пруденс Бэрримор были знакомы. Быть может, Эстер знает и сэра Герберта. Адвокат не мог игнорировать ее мнение… как не мог позволить себе оставить без внимания любую подробность.

Больница ему не понравилась. Здешние запахи, сама атмосфера боли и страданий ранили его чувства, повергали в уныние. После ареста главного хирурга привычная деловая суета в госпитале как-то притихла. Все нервничали и гадали – виновен он или нет?

Объяснив, кто он и с какой целью пришел, Рэтбоун попросил провести его к Эстер. Его проводили в небольшую опрятную комнату и предложили подождать. Адвокат просидел там минут двадцать и уже начал ощущать крайнее нетерпение и раздражение, когда наконец дверь отворилась и внутрь вошла его давняя знакомая.

С момента их последней встречи прошло уже больше трех месяцев, и хотя память его не ослабела, в ее присутствии юрист почувствовал смущение. Лэттерли выглядела усталой и побледнела. Ее простое серое платье было запятнано засохшей кровью. Ощущение близкого знакомства сразу и радовало, и смущало ее посетителя.

– Здравствуйте, Оливер, – проговорила девушка достаточно официальным тоном. – Мне сказали, что вы защищаете сэра Герберта и хотите поговорить со мной о его деле. Но я едва ли смогу вам помочь. Во время убийства я здесь не работала, хотя, конечно, сделаю все, что возможно.

Она взглянула Рэтбоуну прямо в глаза без обычного для женщин жеманства. В этот момент он с уверенностью ощутил, что Эстер знала и симпатизировала Пруденс Бэрримор и что это отношение будет определять ее действия в этом деле. Подобная позиция сразу и обрадовала, и разочаровала его. С точки зрения профессионала, предвзятый подход лишь затрудняет дело. Ему нужна объективность. Адвокат считал безразличие к чужой смерти куда более серьезной трагедией, чем саму смерть… и видел в нем худший грех, чем привычные для суда проявления лжи и предательства.

– Монк сказал мне, что вы знали Пруденс Бэрримор, – без преамбул выложил он причину своего прихода.

Лицо Эстер напряглось.

– Да.

– Вы знаете содержание писем, которые она писала сестре?

– Да, Монк рассказывал мне. – Девушка казалась настороженной и даже расстроенной. Оливер подумал, не сочла ли она его визит вторжением в личную жизнь… Или же это напоминание о письмах так ее расстроило?

– Они удивили вас? – спросил юрист.

Собеседница все еще стояла перед ним: в комнате не было стульев. Помещение это использовалось в качестве кладовой, а для встречи его предложили лишь потому, что там можно было уединиться.

– Да, – проговорила Эстер вполне откровенным тоном. – Подобные чувства я вполне способна понять, но содержание писем совершенно не согласуется с той женщиной, которую я знала.

Рэтбоун не хотел задевать ее, но для адвоката важнее всего была правда.

– Итак, в Крыму она казалась вам другой? – уточнил он.

Вопрос был с подвохом, но Лэттерли сразу это заметила.

– Нет, в Англии мы не встречались, – ответила она. – Я оставила Крым из-за смерти своих родителей, возвратилась на родину раньше Пруденс и с тех пор не виделась с нею. Но тем не менее эти письма рисуют совершенно иной характер. – Она нахмурилась, пытаясь привести в порядок свои чувства и подыскать нужные слова. – Пруденс во всем хватало себя самой… – Этот полувопрос предназначался, чтобы проверить, понимает ли ее Оливер. – Она не могла позволить, чтобы ее счастье зависело от других людей, – снова попробовала объяснить девушка. – Она была ведущей, а не ведомой. Я понятно выражаюсь? – Она тревожно поглядела на адвоката, понимая ограниченность слов.

– Не совсем, – ответил Рэтбоун со слабой улыбкой. – Вы хотите сказать, что она была неспособна к любви?

Эстер углубилась в раздумья, и вскоре он засомневался в том, дождется ли от нее ответа. Юрист пожалел, что затронул столь скользкую тему, но отступать было поздно.

– Эстер? – попытался он снова привлечь ее внимание.

– Не знаю, как насчет любви, – произнесла она наконец, – но влюбиться – значит потерять душевное равновесие. Словом, я не уверена, способна ли была Пруденс потерять равновесие. Кроме того, сэр Герберт не похож на… – Она умолкла.

– Не похож на кого?..

Мисс Лэттерли чуточку скривилась.

– На человека, который может заронить в сердце женщины глубокую страсть. – В голосе ее не слышалось особой уверенности, и она с сомнением вглядывалась в лицо адвоката.

– Так что же Пруденс хотела сказать в этих письмах? – спросил он.

Эстер чуть повела головой.

– У меня нет никакого другого объяснения, но в эту версию я просто не могу поверить. Должно быть, она переменилась сильнее, чем я представляла. – Лицо ее сделалось твердым. – Возможно, их объединяло нечто такое, чего мы даже не представляем: нежность, общие ценности… столь дорогие для Пруденс, что она не смогла отказаться от них, даже когда позволила себе угрозы.

Девушка вновь дернула головой – коротко и нетерпеливо, словно бы пытаясь отогнать докучливое насекомое.

– Она всегда была прямой и открытой. Просто не могу понять, как она могла добиваться привязанности этого мужчины? Это бессмысленно!

– Страсть не ведает смысла, моя дорогая, – заметил Оливер. – Когда человек испытывает всепоглощающую и жгучую любовь к избраннику своего сердца, он просто не в состоянии поверить, что его чувство может оставаться неразделенным. Ему кажется, что надо только быть рядом с предметом своей страсти, и все может перемениться! – Он вдруг умолк. В этих словах не было фальши, и они, безусловно, относились к делу, но Рэтбоун не хотел проявлять подобную откровенность. Однако его собственный голос вдруг против воли своего владельца продолжил: – Случалось ли вам самой испытывать к кому-нибудь подобное чувство?