Профессор сидел за американским письменным столом с опускающейся крышкой, кончиками пальцев упираясь в виски. При виде врача и помощницы лицо его побледнело и вытянулось.

– Голова болит? – осведомился доктор Пэрри.

– Немного, – ответил профессор.

Элен хотела было предложить аспирин, но вовремя прикусила язык, рассудив, что профессиональный совет будет уместнее.

– Вы что-нибудь приняли? – непринужденно спросил врач.

– Да.

– Хорошо. Новая сиделка хочет, чтобы мисс Кейпел сегодня дежурила вместо нее. Я запрещаю. У леди Уоррен очень плохо с сердцем, в таком критическом положении нельзя возлагать ответственность на неопытную служанку. Вы проследите, чтобы мое распоряжение было исполнено?

Слушая доктора, профессор надавливал пальцами на глазные яблоки.

– Разумеется, – кивнул он.

Когда они вышли, Элен повернулась к врачу и посмотрела на него ясным благодарным взглядом.

– Вы не представляете, как это для меня важно! – призналась она. – Вы… – Девушка осеклась: пронзительно зазвонил телефон, и она побежала в холл отвечать на звонок.

– Не кладите трубку, – сказала она и жестом подозвала доктора Пэрри. – Это вас. Звонят из «Быка». Спрашивают, здесь ли вы.

Элен, как всегда, было страшно интересно, в чем дело, и она как могла пыталась восстановить неслышную часть разговора по репликам доктора Пэрри.

– Это вы, Уильямс? – спросил тот. – Что стряслось?

В спокойном голосе доктора Пэрри послышалось удивление, которое в следующий миг переросло в ужас:

– Что?! Не может быть… Какой кошмар! Скоро буду.

Он положил трубку; по выражению его лица было ясно, что случилось нечто ужасное. В этот момент в холл вошла мисс Уоррен.

– Что вам сказали? – робко спросила Элен.

– Помните Кэридуэн Оуэн, которая здесь работала? Она умерла. Ее тело только что нашли в саду.

Услышав знакомое имя, Элен сразу вспомнила разговор на кухне. Кэридуэн – та самая вертихвостка, которая мыла пол под кроватью леди Уоррен и которую терпеливо ожидали воздыхатели – неподвижные, как деревья. Элен почти уверилась, что нынче вечером видела в роще одного из них; если так, любимую он не дождался.

– Жуткое дело, – сказал доктор Пэрри. – Уильямс говорит, капитан Бин возвращался домой с рынка – было темно, и он зажег спичку, чтобы разглядеть замочную скважину. Тут-то он и увидел девушку. Она лежала в темном углу сада. Он опрометью бросился в «Быка» и попросил Уильямса позвонить мне домой. Домработница посоветовала тому набрать «Вершину».

– Какая жалость, – произнесла мисс Уоррен. – Наверное, приступ. Она была такая бледная.

– Это мы скоро выясним, – объявил доктор Пэрри. – Меня удивляет другое. Капитан живет на другом конце рощи. Почему же он не пошел прямиком сюда, а целую милю бежал до бара?

– Он в ссоре с моим братом. Профессор указал ему на ошибку в одной из его статей. И, кажется, они повздорили с миссис Оутс из-за яиц.

Доктор Пэрри понимающе кивнул. У капитана Бина была репутация сварливого, неуживчивого отшельника, готового с пеной у рта опровергать теорию относительности и отрицать, что продал кому-то тухлые яйца. Он содержал маленькую птицеферму, сам вел хозяйство и писал статьи об обычаях и верованиях туземных племен в неисхоженных уголках планеты.

Доктор Пэрри понимал, что человек, ведущий затворнический образ жизни, склонен ограниченно мыслить и легко может возвести пустяковое недоразумение в ранг непримиримой вражды, а потому скорее предпочтет мокнуть под проливным дождем, чем обратится к соседу с просьбой вызвать врача.

– Пойду через рощу, так будет быстрее, – решил врач. – За мотоциклом потом вернусь.

Звук гонга, приглашавший всех к ужину, поторопил доктора Пэрри, но у собравшихся за столом было тяжело на душе. Печальное известие о Кэридуэн омрачило трапезу.

Ньютона и его жену смерть служанки нисколько не взволновала, они ее даже не вспомнили, а вот Стивен кое-что припоминал:

– Это та девчушка с черными бесстыжими глазами и алыми губами? – уточнил он. – Которую отколошматила леди Уоррен?

– Дикарка, – обронила мисс Уоррен, но, спохватившись, добавила: – Бедная девочка!

– Почему бедная? – раздраженно спросил Ньютон. – Нам всем следует ей позавидовать. Она отмучилась.

– «Смерть – это мирный сон, отдохновение плоти»[2], – пробормотала его тетя, цитируя какого-то мудреца.

– Нет! – воскликнул Ньютон. – Никаких снов. Слишком рискованное предложение. Тот, кто спит, может проснуться. Лучше вот так:

Благодарим вас, боги,

Что жить нам не века,

Что ночь за днем настанет,

Что мертвый не восстанет,

Дойдет и в море канет

Усталая река»[3].

– Да чтоб у вас в горле пересохло! – не выдержал Стивен. – Даже реки пересыхают на солнце.

– У меня и так пересохло, – сказал Ньютон. – Вы забыли? В этом доме сухой закон.

– Всегда можно пойти в «Быка», – напомнил Стивен.

– К сногсшибательной официантке, – многозначительно добавила Симона.

– Ах да! Ньютон знаком с белокурой красоткой, – ухмыльнулся Стивен. – Но я у него ее отбил. Как всегда. Правда, Уоррен?

Элен была рада, что они сменили тему разговора, хотя все равно чувствовала себя неловко. Ей было неприятно слушать оду унынию, когда каждая клеточка ее тела радовалась жизни. Еще больше ее оскорблял намек на отрицание души.

Мисс Уоррен наконец вспомнила, что она здесь хозяйка. Пусть ей были неведомы причины дерзкой ухмылки Стивена, косого ревнивого взгляда Симоны и недовольства Ньютона, она почувствовала, что атмосфера за столом чем-то отравлена. Мисс Уоррен перевела разговор на другую тему. Посмотрев на профессора, который сидел напротив, прикрыв ладонью глаза, она спросила:

– Себастьян, у тебя снова болит голова?

– Минувшей ночью я плохо спал, – ответил он.

– Что принимаешь, шеф? – спросил Ньютон.

– Квадронекс.

– Коварное средство. Поосторожнее с дозировкой.

Саркастическая улыбка мелькнула на пересохших губах профессора.

– Мой милый Ньютон, – сказал он, – в детстве ты так верещал по ночам, что мне приходилось давать тебе снотворное: иначе я не мог работать. Ты выжил. Стало быть, я не нуждаюсь в советах собственного сына.

Стивен разразился смехом, а Ньютон вспыхнул от негодования.