Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да, конечно.
– Хорошо.
Снимаю перчатки и надеваю новые, снова продезинфицировав руки. Мы с доктором Кларк выходим из реанимационной.
– Вы одна из новых бамбини?
– Лора Коллинз, очень приятно, – улыбаюсь я.
– Взаимно. Может, увидимся в отделении акушерства и гинекологии. Ну а пока… – Она уходит, на прощание махнув рукой, а я спешу вернуться к мужу пациентки, которого уже отвели в смотровую. Когда я захожу, медсестра дает ему обезболивающие и успокоительные.
Мужчина продолжает бормотать имя жены. При виде меня его глаза расширяются от страха и надежды. Я улыбаюсь и объясняю, что его жене предстоит операция. Что с ребенком все хорошо. И когда вижу, как мужчина плачет, чуть не заливаюсь слезами. Он рыдает, и я почти физически ощущаю его любовь к жене и будущему ребенку. Я сажусь рядом с ним.
– Ма асмок?
– Фарид Шадид. – Его зовут Фарид.
Мне хочется сказать, что все будет хорошо. Что с его женой и ребенком ничего не случится, что ему не стоит волноваться, но я молчу. Просто посижу с ним минутку, побуду рядом.
Буду надеяться, молиться и делать все, что в моих силах, но никогда, никогда больше не совершу ту же ошибку, что с Рией…
Моя смена закончилась, и я едва стою на ногах. После ссоры с Нэшем я почти не спала, а если спала, то плохо, борясь с головной болью и допоздна задерживаясь в Уайтстоун, чтобы отвлечься. Заполняла документы или училась. Этим я и хочу сейчас заняться. Я собираюсь во врачебный кабинет, но по дороге меня перехватывает Дональд.
– Доктор Коллинз? Грант просил передать вам это, – он всовывает мне в руки газету.
– Спасибо, – рассеянно говорю я, глядя на новый номер «Уайтстоун ньюс». Дональд возвращается к работе, а я открываю газету на странице с закладкой.
«Заметка месяца: Синдром разбитого сердца. Когда от печали сердце перестает биться».
В заметке подробно описывается, как сильные душевные переживания и перенапряжение приводят к нарушениям в работе сердца. Или, как еще говорят в народе, «к разбитому сердцу». Конечно, на самом деле сердце не разбивается, но мы испытываем такие страдания и боль, что это сравнение более чем уместно.
На закладке почерком Гранта стоит: «Береги себя, дорогая».
С силой комкаю газету. Чушь полнейшая… Сердце у меня не разбито, я почти не переживаю, а через несколько дней и вовсе забуду о случившемся. Все будет хорошо. Нужно в это верить.
Вдруг я вижу Нэша, он идет мне навстречу и читает документы, опустив голову. Меня он не замечает. Лицо у него серьезное и сосредоточенное, походка как всегда уверенная. Можно просто пройти мимо. Он об этом даже не узнает. Но я словно приросла к полу, не могу сдвинуться с места, отвести взгляд.
Я не видела Нэша с тех самых пор, как назвала его трусом. Когда он дал понять, что не хочет бороться за отношения, которые у нас были – или которые могли бы быть. После этого он не звонил и не писал. Хранил полное молчание.
Когда он поднимает глаза, замечая меня, я на секунду забываю, как дышать. Забываю, что он причинил мне боль. Что понимаю и не понимаю его одновременно. Все сложно и просто. Все, чего я хочу, – броситься в его объятия. Чтобы он сказал, что мы не сдадимся и со всем справимся.
Но этого не происходит.
Он замирает, словно не в силах сделать и шагу ко мне, а я разворачиваюсь и иду прочь, к своему шкафчику. Думаю о газете, об этой дурацкой статье, которую Грант наверняка написал сам, – и проклинаю ее. Мое сердце болит, оно разбито, сломано. И кажется, будто все мое существо ощущает его боль и плачет вместе с ним.
– Лора?
Быстро вытираю слезу.
– Митч.
Он идет со стороны врачебного кабинета, до которого я наконец добралась, и похоже, собирается домой.
– Ты в порядке?
– Конечно, – отмахиваюсь я. – Жутко устала. Тяжелый выдался денек.
– Ага, и у меня. Ты сегодня была очень крута. Ну, когда разговаривала с тем пассажиром.
– Спасибо. Но ты бы сделал то же самое, говори он по-испански. Мне просто повезло.
– Не преуменьшай своих заслуг, – улыбается Митч, но глаза его веселее не становятся.
Теперь моя очередь спрашивать, в порядке ли он.
– Да, очень устал. Поболтал сейчас со Сьеррой. Кажется, я начинаю ей нравиться. Ну, по крайней мере, она терпит мое присутствие, а для нее это равнозначно признанию в любви, согласна? – Он театрально играет бровями, и я прыскаю со смеху.
– Да, вероятно. Где она?
– Переодевается, наверное. Ее дежурство вот-вот начнется.
– Спасибо. Хорошего вечера, Митч, и спокойной ночи, – говорю я, идя дальше.
– Лора?
– Да? – Я оглядываюсь.
Митч колеблется, поджав губы. От его непринужденности не осталось и следа.
– Ничего, проехали. И тебе хорошего вечера.
– Спасибо, – говорю я, провожая его взглядом. Я надеялась увидеть Нэша. Но он уже ушел.
С газетой под мышкой иду в комнату отдыха, засовываю ее в шкафчик, откуда вытаскиваю рюкзак и остальные вещи. Через секунду из раздевалки возвращается Сьерра, уже одетая в форму. Она бодра и полна сил.
– Привет, – убрав стетоскоп, делаю глубокий вдох.
– Паршиво выглядишь.
– Давно меня не встречали так ласково. – Закрыв шкафчик, смотрю на Сьерру и приподнимаю бровь. – Зато ты выглядишь отлично.
– Знаю, – усмехается она. – Но серьезно, Лора… ты…
– Я в порядке, – отвечаю резче, чем собиралась. Если еще хоть один человек спросит, в порядке ли я, или сделает глупое замечание, я психану или разрыдаюсь. Может, и то и другое. – Я в порядке, – повторяю уже спокойнее, встречая испытующий взгляд Сьерры.
– Как скажешь, – пожимает плечами она. – Мне нужно идти. Встретимся послезавтра, у нас обеих утренняя смена в стационаре. Выспись как следует! – добавляет она перед тем, как исчезнуть в дверях.
Эта ситуация меня сломает. Все всё знают. Обсуждают и осуждают. Ведут себя так, словно ничего не произошло или словно наступил конец света. Интересно, из-за кого мы с Нэшем оказались в этой ситуации? Кто подал жалобу? Сьерра уже ушла, но я продолжаю смотреть ей вслед, спрашивая себя, не она ли. Может, она поступила так, потому что обиделась? Но эта мысль причиняет боль, поэтому я выбрасываю ее из головы. Можно опросить каждого, но это ни к чему не приведет. Никто не признается.
Глава 41
Нэш
Крис сказал, что мне лучше держаться от