щиты в своей потребности освободиться от своих похитителей, в то время как эти самые похитители стреляют им в спины, гарантируя их вечное молчание. И затем, как раз в тот момент, когда пуля попадает в колонну рядом с моим плечом, гробница погружается во тьму и погружает мой мир в непреодолимую панику.

24

Наручники впиваются в мою кожу, пока я дико бьюсь, мое сердце колотится, а по комнате разносится оглушительный свист пуль. Испуганные крики наполняют мои уши, и я не знаю, принадлежат ли они мне, Жасмин или женщинам, разбросанным по гробнице, подвергающимся насилию со стороны мерзких мужчин в комнате, пользующихся этой дурацкой ситуацией.

Звон разбитого стекла заставляет меня вздрогнуть, и как раз в тот момент, когда я думаю, что больше ни секунды этого не выдержу, тень запрыгивает на трибуну и прижимает руки к моему телу. Я бьюсь об них, пока не слышу его успокаивающий голос.

— Шейн, — быстро говорит Роман, его руки шарят по моим рукам и ногам, убеждаясь, что все цело. — Ты ранена? Шейн?

Я яростно качаю головой.

— Нет, я… я так не думаю, — выпаливаю я, когда его руки сжимают меня крепче, пытаясь успокоить и заставить сосредоточиться. — Вытащи меня отсюда к чертовой матери.

Он тут же опускается на колени и обхватывает мои лодыжки, безумно ища в темноте разъем на наручниках. Он прижимается ко мне, его большое тело служит защитным щитом, пока он быстро пытается освободить меня от подиума.

— Маркус и Леви? — Спрашиваю я, глядя поверх его головы и пытаясь найти две возможные любви всей моей жизни в этой ужасающей темноте.

— С ними все в порядке, — говорит он, освобождая мою лодыжку и быстро переходя к следующей. — Они знают, как постоять за себя, но если они беспокоятся о тебе, то наделают глупостей.

Черт.

Моя вторая лодыжка высвобождается, и он взлетает обратно, его массивное тело нависает надо мной, пока он быстро работает с моими запястьями.

— У меня не будет времени снять ошейник, — кричит он, перекрывая свист пуль, сыплющихся вокруг нас. — Просто убирайся нахуй отсюда. Я могу прикрыть тебя, но тебе, блядь, нужно бежать. Быстро.

Я тяжело сглатываю и киваю, когда мое первое запястье освобождается.

— Я никуда не пойду без Жасмин.

Его взгляд останавливается на мне, брови хмурятся, пока пальцы продолжают расстегивать второй браслет на запястье.

— Кто, черт возьми, такая Жасмин?

— Девушка позади меня, — говорю я. — Он причиняет ей боль. Я не оставлю ее.

Роман качает головой, его глаза горят яростью.

— У нас нет гребаного времени на твои дерьмовые игры, Шейн. Нам нужно бежать. Сейчас, — говорит он, как только я освобождаюсь от колонны. Он берет меня за руку и начинает тащить прочь. — Копы найдут ее и доставят в безопасное место. Нам нужно убираться отсюда.

— НЕТ, — рычу я, отстраняясь от его резкой хватки, вырывая свою руку и бегу обратно вокруг маленького подиума, пока мое тело не оказывается перед телом жасмин. Она встречает мой полный страха взгляд, вырываясь из пут. — Я не уйду без тебя.

— Забери меня отсюда, — умоляет она, вздрагивая, когда еще одна пуля вонзается в колонну над нашими головами. — ЧЕРТ.

Я немедленно принимаюсь за работу, мои пальцы возятся с наручниками, когда Роман снова подбегает ко мне, обжигающая ярость в его глазах не знает границ. Его сильная рука обхватывает меня за талию, и он тянет меня назад, отрывая от женщины, которую я так отчаянно обещала спасти.

— НЕТ, — кричу я, вцепляясь в спину Романа, когда болезненный всхлип вырывается из моей груди. Он оттаскивает меня от нее, и страх в ее глазах убивает меня. — Я обещала. Я обещала ей. У нее нет гребаной надежды. Она будет мертва прежде, чем копы доберутся до нее. Роман, пожалуйста.

Сожаление сильно светится в его темных глазах, но у него одна, и только одна мысль — вытащить нас отсюда на хрен.

— Она не наша гребаная проблема. Пусть вместо этого ее мастер рискует своей жизнью.

— ОН НАСИЛОВАЛ ЕЕ. ВСЕ ЭТО ГРЕБАНОЕ ВРЕМЯ. ОН НЕ ПРИДЕТ ЗА НЕЙ.

— Пожалуйста, не бросай меня, — кричит она, сильнее натягивая наручники, ее лицо в размазанной туши. — Пожалуйста. Помоги. Помоги мне. Я просто хочу вернуться домой к своему малышу. Я нужна ему.

Я вцепляюсь ему в спину, мои ногти оставляют глубокие борозды на его коже.

— ОТПУСТИ МЕНЯ.

— ЧЕРТ, — рычит Роман, его разочарование берет верх. Он разворачивается и ставит меня на ноги, прежде чем сильно толкнуть. Я падаю на девушку, и я ныряю к ее лодыжкам, в то время как Роман берется за ее запястья.

Она паникует из-за того, что Роман так близко к ней, и я не сомневаюсь, что она способна узнать его по всем навязчивым историям, которые мы видели в новостях, но ее воля к выживанию выходит наружу, и она не ослеплена тем фактом, что прямо сейчас Роман — единственный человек, стоящий между ее жизнью и смертью.

Через несколько мгновений она освобождается, и Роман хватает меня за руку, упираясь ладонью мне в спину и подталкивая к краю подиума. Он спрыгивает вниз, минуя лестницу, и тянет меня за собой, ловя до того, как у меня появляется шанс упасть. Он протягивает руку и делает то же самое с Жасмин, не будучи с ней таким же осторожным, но все, что имеет значение, — это то, что она свободна.

Мы пробираемся через тела, пока Роман делает все возможное, чтобы загородить нас от выстрелов. Его пистолет гордо поднят, он делает идеальные выстрелы, несмотря на окружающий нас хаос. Мы пробираемся через половину толпы, прежде чем на нас набрасываются трое агентов ФБР, держа на прицеле свою самую большую добычу.

— ЧЕРТ! — рычит Роман, его глаза мечутся влево и вправо в поисках какого-нибудь выхода, но они приближаются слишком быстро, полные решимости поймать самого страшного беглеца в мире. — ПРИГНИТЕСЬ, — кричит Роман нам как раз в тот момент, когда нам в лицо летят пули, агенты более чем готовы пожертвовать мной и Жасмин, если это значит добраться до Романа.

Он сильно толкает меня, и я падаю на колени, увлекая Жасмин за собой.

Роман стонет, хватаясь за свою руку, и мои глаза расширяются.

— В тебя попали, — выдыхаю я, когда пальцы Жасмин раздавливаются тяжелым ботинком.

Роман сжимает челюсть и опускает взгляд на свою руку.

— Все в порядке, — шипит он, когда агенты ФБР приближаются к нам. — Поверхностная рана.

— Но…

— Нет, у тебя