— Не верь этому ни на гребаную секунду, — говорит Роман. — У них есть все необходимое, чтобы отвезти нас прямо на бойню, особенно после того, что мы только что сделали с их водителем транспорта, но они слишком глубоко залезли в карман отца. В любом случае, кто-то предупредил их о сегодняшней вечеринке.

— Это мог быть кто угодно, — говорю я ему, кивая на старую заправочную станцию впереди. — Сегодня вечером там были сотни людей, большинство из них с похищенными девушками, которые сделали бы все, чтобы их освободили. Сегодняшняя ночь не была нападением на нас, мы просто были достаточно глупы, чтобы пойти прямо в ловушку.

— Я же говорил тебе, что почуял гребаную крысу, — говорит он, повторяя те же слова, которые повторял по меньшей мере миллион раз с момента нашего пленения.

— Была там крыса или нет, нам нужно было пойти на эту вечеринку, — говорит Леви, напоминая нам о причине, по которой мы вообще отважились на это дерьмо. — Мы сделали то, что должны были, и теперь я просто хочу вернуть Шейн. Мы обещали ей, что с нами она в безопасности, и теперь посмотри, что произошло.

Роман усмехается.

— Если ты собираешься начать плакать, закрой, блядь, окно, чтобы я этого не слышал.

— Да ты, блядь, только и можешь, что говорить, — огрызается он на Романа. — Что за херня была с ней прошлой ночью? Она практически бросилась тебе на шею, а ты заставил ее почувствовать себя куском дерьма.

Роман стискивает челюсть и смотрит в лобовое стекло, когда заезжает на заправку, но все, что я могу сделать, это снова и снова прокручивать в голове прошлую ночь, и воспоминание обо всем этом мгновенно приводит меня в скверное настроение. Я делал все возможное, чтобы попытаться забыть, что меня для нее недостаточно.

— А ты почему киснешь? — Говорит Леви. — Ты такой же неудачник, как и он. Шейн чертовски хороша для вас обоих. Прошлой ночью ей было больно после маленькой выходки Романа, и все, что ты мог сделать, это уйти, потому что ты слишком чертовски горд, чтобы признать, что влюбляешься в нее.

— Что, черт возьми, ты только что сказал? — Требую я, резко оборачиваясь, чтобы посмотреть на своего брата сквозь проволочную сетку окна, отчаянно желая, чтобы я мог пробить ее кулаками и задушить ублюдка.

— Ты меня слышал, — бросает он в ответ. — Ты влюблен в нее, и это превращает тебя в маленькую сучку, и вместо того, чтобы собраться с духом и принять это, ты отталкиваешь ее и заставляешь чувствовать себя дерьмово из-за этого. В чем дело, старший брат? Слишком боишься признать, что ты всего лишь человек?

Ярость захлестывает меня, и я хватаюсь за оконную задвижку и захлопываю ее, закрывая его большой гребаный рот. Он не понимает, о чем говорит. В детстве его явно слишком часто били. Нам с Романом, конечно, нравилось использовать его в качестве боксерской груши в детстве, но, возможно, мы били его слишком сильно.

Я смотрю в окно, как Роман объезжает заправку, подыскивая лучшее место для парковки, чтобы спрятать грузовик от дороги, и все, что я могу сделать, это фыркнуть. Леви, возможно, в чем-то прав, но я ни за что не собираюсь признаваться ему в этом. Он прав. Я чувствую, что между мной и Шейн что-то меняется. Она не просто девушка, которую мы похитили; она нечто настоящее, то, что я не хочу терять. Но в этом мире любить — значит быть слабым. Роман слишком хорошо это знает. Каждая девушка, с которой он когда-либо сближался, была уничтожена под каблуком нашего отца, и если я позволю себе по-настоящему влюбиться в нее, я не сомневаюсь, что в конечном итоге она станет всего лишь пешкой, которую мой отец использует против меня.

Роман останавливает грузовик за заправочной станцией, и мы быстро выходим.

— Может, нам просто оставить его здесь, — предлагаю я, пока Роман открывает заднюю дверь.

— Не-а, — говорит он. — Тогда нам придется вернуться и внести залог за его задницу позже, а я слишком чертовски устал, чтобы совершить еще одну поездку. Мы могли бы просто вырубить его и запихнуть в багажник.

— Звучит как…

— Пошли вы, — слышим мы изнутри грузовика. — Если кто-нибудь из вас, ублюдков, попытается что-нибудь предпринять, я вскрою вам артерию, пока вы будете спать.

Роман закатывает глаза и открывает заднюю дверь. Не требуется много времени, чтобы сменить транспортировочный грузовик на старый джип, который едва держится на ходу, и не успеваю я опомниться, как мы уже летим по шоссе в сторону города.

Мы едем несколько часов, и Роман движется по направлению к старой квартире Шейн, как будто знает дорогу наизусть, но после трех месяцев наблюдения за этим местом, прежде чем забрать ее, я думаю, справедливо будет сказать, что да. Я знаю каждое гребаное здание, окружающее ее, каждого ублюдка, который живет в ее комплексе, и где по соседству лучше всего поесть. Те несколько месяцев, что предшествовали ее похищению, были веселыми, но ничего не было лучше, чем заполучить ее.

Роман заезжает в подземный гараж, и я не могу лгать, для меня облегчение, что не нужно парковаться далеко и тащить наши задницы сюда пешком только для того, чтобы увидеть ее, как раньше. Мы находим “Эскалейд” почти сразу, но это несложно. Машина торчит, как гребаный единорог, который срет посреди свадьбы в загородном клубе по соседству.

Он притормаживает рядом, и в тот момент, когда мои ноги касаются асфальта, я бросаю взгляд через стекло багажника и еще раз проверяю, что наш друг все еще там, где ему положено быть, но не похоже, чтобы Шейн собиралась что-то с этим делать, кроме как пялиться на него, пока у нее подкашиваются колени. Хотя она все лучше принимает наш ебанутый образ жизни. Черт возьми, я думаю, что это даже возбуждает ее, что не делает ничего, кроме того, что я становлюсь твердым как камень.

Желая вернуться в замок, мы быстро поднимаемся по извилистой лестнице и заходим на ее этаж только для того, чтобы обнаружить, что дверь ее квартиры сломана и приоткрыта. Мы ускоряемся, устремляясь к ее квартире, каждый из нас в кипящей ярости, неспособный справиться со страхом перед неизвестностью.

Если кто-то, блядь, причинил ей боль, я сожгу весь гребаный мир дотла, просто чтобы все исправить.

Я вырываюсь перед своими братьями и ударяю кулаком в дверь, позволяя ей распахнуться от сокрушительного удара только для того, чтобы быть встреченным