Что показывает геномная революция

Если мы хотим решать вопрос о биологических категориях, которые так или иначе соотносились бы с известными социальными расовыми категориями, то нам нужно обращаться к геномной революции: она дает совершенно новую информацию, о которой и не мечтали прежние исследователи – генетики и антропологи, начинавшие первый несмелый поиск ответов. Информации настолько много, что она, раздвигая рамки текущих дебатов, освобождает путь интеллектуальному прогрессу.

До 2012 года информацию по генетике человека все еще рассматривали в категориях “восточных азиатов”, “европейцев”, “западных африканцев”, “индейцев”, “австралоазиатов”, и это казалось в общем оправданным, так как каждая из этих популяций в течение десятков тысяч лет существовала относительно изолированно и без смешения с другими. В 2002 году в работе Марка Фельдмана выявились кластеры, более или менее совпадающие с этими категориями, в соответствии с ними была построена модель, вполне прилично описывающая распределение изменчивости между мировыми популяциями (за несколькими исключениями)32. Фельдман с коллегами опубликовали и другие модели, показывающие, как могла сформироваться именно такая структура популяционной изменчивости. Они полагали, что современные люди примерно 50 тысяч лет назад распространялись из Африки и с Ближнего Востока, оставляя за собой популяции потомков; эти популяции отпочковывали свои дочерние популяции, при этом нынешние популяции тех или иных регионов произошли напрямую от первых прибывших туда групп мигрантов33. Их модель “серии основателей” существенно сложнее тех, на которые опирались теоретики биологических рас в XVII веке, но они сходятся в том, что популяции, раз сформировавшись в конкретном географическом районе, существовали потом, не смешиваясь друг с другом.

Открытия древней ДНК показали полнейшую несостоятельность модели “серии основателей”. Мы уже хорошо понимаем, что сегодняшняя структура популяций мало похожа на существовавшую тысячи лет назад34. И даже наоборот, нынешние мировые популяции – это смесь высокоразличных популяций, которые больше не существуют в чистом виде. Вспомним, к примеру, древних северных евразийцев, оставивших в геномах нынешних европейцев и индейцев заметную долю своего наследия35. Или многочисленные древние популяции Ближнего Востока, отличные друг от друга не меньше, чем нынешние европейцы и китайцы36. Большинство сегодняшних популяций не являются монопольными наследниками тех, кто жил на их месте 10 тысяч лет назад.

Тем, кто полагает, что истинная природа популяционных различий коренится в принятых расовых категориях, следует хорошенько задуматься над открытиями, касающимися структуры людского населения: это предупреждение, что все не так, как нам казалось. Не стоит доверять собственным инстинктам относительно межпопуляционных биологических различий, ведь наши гипотезы могут в одночасье измениться, как это произошло с прошлой приблизительной схемой происхождения ранних людей: ее просто стерло лавиной неожиданных открытий по древней ДНК. Пока маловато материалов для проведения убедительных исследований когнитивных признаков, но необходимая методология уже подтягивается. Так что, как только в мировом сообществе появятся высококвалифицированные исследования на эту тему – а они, будьте уверены, не заставят себя ждать, – отрицать генетическую подоплеку различий станет уже невозможно. Нужно быть готовыми к таким исследованиям, реагировать на их появление со всей ответственностью, но наверняка они будут содержать удивительные заключения.

К сожалению, сейчас появились на сцене ученые и писатели, утверждающие, что межпопуляционные различия (имеется в виду – по средним показателям) не только существуют, но и совпадают, как им представляется, с традиционными расовыми категориями.

Не так давно эту позицию активно выразил журналист из New York Times Николас Уэйд, опубликовав в 2014 году книгу “Неудобное наследство: гены, расы и человеческая история” (A Troublesome Inheritance: Genes, Race and Human History)37. В книге красной нитью проходит мысль, что ученые держатся заодно, поддерживая догмы и вместе с тем пытаясь показать себя этакой группой вольнодумцев (Уэйд пишет про научные подлоги, описывает проект “Геном человека” как сплоченное разбазаривание народных денег, нападает на исследования по полногеномным ассоциациям для поиска факторов риска различных заболеваний). Есть в книге и рассуждение на тему рас, тоже в духе научного заговора, мол, антропологи и генетики вступили в политкорректный альянс, чтобы правда о серьезных межпопуляционных различиях не просочилась наружу, а правда на самом деле – это классические расы. С одной стороны, в заявлениях Уэйда содержится доля истины: научное сообщество старается соответствовать нежизнеспособным догмам. Но с другой стороны, его “правда” – никакая не правда: бессмысленно утверждать, что имеющиеся различия между популяциями сопоставимы с классическими расовыми категориями. В книге Уэйда содержательные утверждения перемешаны с чистыми спекуляциями, и все выдается в одинаково авторитетном тоне, поэтому неискушенный читатель, местами встречая убедительную аргументацию, легко принимает на веру и безосновательные заявления. И, что еще хуже, в отличие от своих предыдущих статей, где вольнодумные мысли давались цитатами творческих и эрудированных ученых, здесь Уэйд не приводит своим измышлениям никакой экспертной поддержки со стороны генетиков38. Прославляя тех, кто составляет оппозицию порочной догме, он ошибочно считает, что и правду нужно искать в идеях, ей противоположных.

Примером рассуждений, занимающих у Уэйда почетное место, может служить работа 2006 года Грегори Кокрэна, Джейсона Харди и Генри Харпендинга об ашкеназах: эти авторы предположили, что повышенный коэффициент интеллекта (IQ) у ашкеназских евреев (более одного стандартного отклонения от мирового среднего) и непропорциональная доля евреев среди нобелевских лауреатов (в сто раз больше мирового среднего) объясняются естественным отбором, действовавшим на протяжении тысячелетней истории, когда ашкеназы занимались ростовщичеством, требовавшим умения писать и считать39. Авторы также указывали на высокий риск заболеваний Тея – Сакса и Гоше у ашкеназов, а эти болезни вызываются мутациями, контролирующими запасание жиров в клетках мозга. Следовательно, частота этих мутаций, повышающих умственные способности, могла увеличиться под действием естественного отбора (авторы решили, что указанные мутации, присутствуя в одной копии, могут давать преимущество, а болезнь развивается, если соединяются две копии). Но ведь с высокой вероятностью распространением данных мутаций ашкеназы обязаны злому случаю – бутылочному горлышку, через которое их популяция прошла в Средние века, оставив в наследство нынешним потомкам те самые злосчастные мутации небольшого числа основателей40. Несмотря на это, Уэйд приветствует работу, потому что в ней наверняка правда. Что касается Харпендинга, задокументированы его безосновательные рассуждения о биологической разнице между популяциями. Есть запись его доклада на конференции “Сохранение западной цивилизации” 2009 года. Он утверждал, что у населения Черной Африки (южнее Сахары) нет мотивации к работе, без особой нужды они не берутся за дело. “Я никогда не замечал, чтобы у африканца из этого региона было какое-либо хобби” – так он говорил, а дальше развивал мысль, что у местных жителей естественный отбор не поддерживал мотивацию к тяжелому труду, в отличие от некоторых евразийцев, вынужденных тяжело работать в природных условиях последних тысячелетий41.