– Товарищ генерал, мне срочно нужна информация о том, кто такие Кекс и Монгол, с кем они связаны и на кого работают. Я уже говорил по этому поводу с Сорокиным, но еще неизвестно, получится ли у него что-нибудь накопать.

– На тебя и копать ничего не надо! Мне Сорокин сам звонил! Говорил, что ты совсем тронулся, – снова рассердился Федоров, никак не могущий отойти от увиденного.

– По-другому нельзя было, – пожал плечами Забродов. – Я не мог оставить Катю в опасности.

– Не прикрывайся женщинами, – буркнул в ответ генерал и махнул Забродову рукой, садись, мол, в служебную машину, разговор есть.

Забродов чувствовал себя неспокойно, ему казалось, что сейчас все начнется заново и он должен подготавливаться к новому бою.

– Все, успокойся, Забродов! А то у тебя взгляд как у зверя! Еще и на меня кинешься! Ты там столько людей накрошил, что тебя расстрелять мало.

– Для общества они все равно не сделали бы ничего хорошего.

– Ты, Забродов, прямо как санитар леса рассуждаешь, – съязвил Федоров.

– А вы, товарищ генерал, совсем как моя мама злитесь, знаете, что я поступил правильно, только вас в известность не поставил. Вот вы и ополчились на меня!

– Ополчились, – проворчал Федоров. – Неблагодарный ты, Забродов. Ты радоваться должен, что я на тебя ополчился. Поворчу-поворчу и успокоюсь. А вот другой на моем бы месте… Думаю, и говорить не стоит, сам все понимаешь.

– Угу. Поэтому и действую, товарищ генерал, с надеждой на то, что вы мою импровизацию поймете и оцените по достоинству.

– Твою импровизацию даже суд не оценит, Забродов. Но давай ближе к делу. Насчет Карася мне все известно, и то, что ты там был, – тоже. Можешь даже не отнекиваться, Илларион. Мои люди видели там твою машину.

– Да, кстати, совсем из головы вылетело. А где машина сейчас?

– Объявлена в угон. На ней Монгол и смылся. Подозреваю, что он бросит ее где-нибудь неподалеку или сожжет вообще.

– Типун вам на язык! Сжечь мою машину! Вы что! Это же частичка меня самого!

– А как ты хотел, Забродов? Ты тут столько транспортных средств повзрывал, сколько на съемках блокбастеров не уничтожают. Вот Монгол у тебя и позаимствовал транспортное средство.

– Хорошее заимствование, ничего не скажешь, – проворчал Илларион, опасаясь самого худшего развития событий, когда Монгол из чувства личной неприязни возьмет и уничтожит его «бьюик», но при таком развитии событий ему уж точно не поздоровится. Илларион подумал, что человек он, конечно, незлобивый, но уже одна кличка Монгол действует на него раздражающе.

– Дай мне сказать, Забродов, а то ты вечно любишь свои пять копеек вставить, – сказал генерал Федоров. – Монгол, Забродов, фигура знаковая. Человек в криминальных кругах авторитетный, пользуется доверием и уважением Кекса, его непосредственного начальника. Командует бригадой, по приблизительным данным, в сто голов, и ты совершил геройский подвиг, выкосив половину ее личного состава.

– Их тут как тараканов было.

– Но ты, Илларион, затронул не только монгольских пацанов, – словно не слыша его, продолжал Федоров, уже чуть успокоившийся, что было заметно по выражению его лица. – К Монголу сам Кекс собирался приехать. Он выслал вперед свой кортеж, а сам здесь появляться не рискнул. Монгол сообщил ему о твоем дебоше.

– Откуда такая осведомленность? Может, вы знаете точное количество раненых и убитых? Направление движения разбитых сил врага?

– Не задавай мне глупых вопросов. Агентурная работа налажена, и не мне тебе об этом рассказывать.

– Кстати, товарищ генерал, хорошо, что вы позже приехали, а то, знаете ли, я смотрел в инфракрасный прицел, мог бы и не различить, кто есть кто. И наших и ваших, как говорится.

– Пошел ты к черту, шутник! Я ему дело говорю, а он шуточки отпускает! Дать бы тебе, Забродов, суток пятнадцать, а может, и месяц в следственном изоляторе.

– От такого одиночества иногда голова мутной становится. Вот пришел бы я к вам…

– Так, все! Хватит! Еще одно слово – и ты в изолятор! – Федоров действительно не шутил, и Забродов подумал, что у них совсем разное понимание юмора. Генерал вовсе отвык адекватно воспринимать шутки, которые Иллариону казались совсем безобидными.

– Все, молчу. Весь во внимании, товарищ генерал.

– Кекс еще не самая крутая пташка. Тебе что-нибудь говорит кликуха Фитиль?

– Хм… Это горючий шнур для воспламенения зарядов. С его помощью можно передать огонь на расстояние при производстве взрыва, – ответил Забродов и поспешил добавить: – Это одно из значений. Но если рассуждать метафорически, то выходит, что и Фитиль – не самая крупная пташка, так сказать, один из приближенных и является своего рода посредником, передавая приказания кого-то Кексу, а тот уже транслирует их Монголу. И я убежден в том, что Монгол на все сто процентов уверен, что им заправляет Кекс, когда на самом деле им командует Фитиль.

– Метафорически! А ты Забродов соображаешь даже лучше, чем я думал. Фитиль – парень старой формации, под ним ходят несколько молодых авторитетов, из числа которых и Кекс. Сам он предпочитает не выполнять грязную работенку. У него есть ресторан и еще несколько СТО. Но аппетиты, как известно, растут во время еды.

– Криминал, как гидра, – заметил Илларион. – Отрубишь одну голову – две вырастают. Ну а что уж говорить, если образуется непобедимый тандем – коррумпированные чиновники и криминал, тут уже власть сливается воедино.

– И этот Фитиль на кого-то работает. На кого – я пока не знаю. Но очень бы хотел выяснить.

– И потому вы решили все мне рассказать и доверить такое серьезное дело, дав полный карт-бланш.

– Ничего подобного! На полный карт-бланш можешь не рассчитывать! Тебе только руки развяжи, завтра пол-Москвы перестреляешь!

– Не льстите моему самолюбию, товарищ генерал. Иногда мне просто кажется, что я не выходил на пенсию, а выполняю очередное спецзадание.

– Вот и отлично, Забродов! Значит, берешься. Пронюхай, на кого работает Фитиль. Только прошу тебя, воздержись от ведения обширных боевых действий. Страшно подумать, если бы эта бойня происходила в людном месте.

«Это уже кое-что, – подумал Илларион. – Теперь обстоятельства проясняются. Монгол и Кекс – всего лишь исполнители. Маловероятно, чтобы у кого-то из них появилась инициатива убрать Тихого.