Наверняка весь этот цирк с инсценировкой задумал Фитиль, но и тут возникает вопрос: какое дело Фитилю до Тихого? Неужели хотел забрать себе его квартиру? Это что-то совсем не похоже на правду. Такими мелкими делами он не занимается. Там что-то другое, и чуется мне, что этот кто-то, на кого работает Фитиль, и есть виновник всего происходящего. Фитиль – крупная акула и не будет ишачить на такого же криминального элемента, как и он сам, а вот взаимовыгодное сотрудничество с властью – почему бы и нет? Такой тандем устраивает обе стороны. Где власть не справляется с помощью узаконенного насилия, помогает Фитиль, а власти делают вид, что ничего не знают».

– Ты чего ворон считаешь, Забродов? – голос Федорова неожиданно вывел Иллариона из раздумий.

– Я пропустил что-то интересное? Или вы, товарищ генерал, нарочно решили прервать мой мыслительный процесс?

– Ты бы лучше в окошко посмотрел. Катя идет, а ты, как чиновник, в машине расселся, – сказал Федоров и тут же вышел из «Волги». Забродов последовал за ним, не желая отдавать пальму первенства генералу.

«В конце концов, это я несколько часов вел бой с превосходящими силами противника, – возмутился Илларион, заметив, что Федоров заигрывает с Катей. – Видела бы она его только что в машине – не была бы такой наивной, а то смотрит на него, как на интеллигента, когда я вынужден стоять в сторонке. Но почему в сторонке, Забродов? С каких это пор ты стал стеснительным? Столько всего наделал за сегодняшний день, уложил несколько десятков ублюдков, которые могли бы совершить такое количество преступлений, что следаки вроде Сорокина ковырялись бы над ними годами, а теперь входишь в образ неизвестного героя. Вперед!»

Катя заметила Иллариона и тут же бросилась к нему на шею. Он немного растерялся от столь яркого проявления чувств, но тем не менее ощутил радость, может быть даже счастье. Чего большего требовать ему от жизни, если Катя жива, да и он без единой царапины.

– Ты не ранена? – с беспокойством спросил Забродов, оглядывая ее так, как будто не видел тысячу лет. – Они тебе не сделали ничего плохого?

– Со мной все хорошо. Я даже нос одному сломала, – не преминула похвастаться Катя. – Правда, потом я очнулась в погребе. А потом начался жуткий грохот. Я испугалась и думала, что обвалится потолок.

– Моих рук дело, – улыбнулся Илларион. – Я не знал, что ты боишься шума, в следующий раз буду работать потише.

– Не бравируй! – осадила его Катя. – И лучше признайся, что и тебе было страшно. Но ты все равно мой герой!

– Герой! – неодобрительно проворчал Федоров, приглашая их в «Волгу».

Занимался рассвет. Двор казался сплошным пепелищем, сборищем каких-то ненавистников технического прогресса, за одну ночь вознамерившихся сжечь десятки машин.

– Автомобильное кладбище, – изрек Илларион, крепко обнимая Катю. – Ты была права насчет спины. Сам бы я не смог вести машину, да и сейчас спина немного побаливает.

– Вот видишь! Я же говорила! А ты еще со мной спорил! Все вы такие мужчины, вначале спорите, а потом делаете так, как вам женщины советуют.

– Может, так оно и есть, – согласился Забродов, – только ничего плохого я в этом не вижу. Наоборот, даже как-то интереснее. Женщина вносит свою изюминку в жизнь мужчины.

Когда «Волга» Федорова высадила их у подъезда на Малой Грузинской, Забродов первым делом посмотрел по сторонам. Вдруг их сегодняшние злоключения не закончились и судьба снова подкинет парочку хулиганов, которых Илларион, конечно, успокоит. Но он чувствовал себя загнанным, как лошадь. Да и спина стала прихватывать, словно в отместку, что все это время не давала о себе знать. Белого «жигуленка» уже не было, да и трупы из квартиры убрали, разве что на полу осталось кровавое пятно. Меньше всего Забродов мечтал оставаться этой ночью в своей квартире. В такой обстановке он вряд ли бы мог надеяться на крепкий сон. Как никак, много произошло здесь событий, и он принял решение временно сменить жилплощадь, о котором и сообщил Кате.

– Ты, конечно, не подумай, что я наглый, но все-таки было бы замечательно, если бы ты разрешила мне переночевать у тебя. Ты не волнуйся, я приставать не буду. Честное слово!

– А ты и вправду наглец и с каждым разом наглеешь все больше! – засмеялась Катя, потрепав его за волосы, как зарвавшегося мальчишку. – Но я – существо благодарное, потому можешь рассчитывать на мое гостеприимство. Только ответь мне на один-единственный вопросик.

– Выкладывай. Я, конечно, не энциклопедический словарь, но кое-что знаю.

– Сострил! – пожурила его Катя. – Почему ты не хочешь оставаться в своей квартире?

– Ну… постараюсь объяснить тебе популярно, – Забродов задумался о том, как бы опустить некоторые подробности, совсем лишние для таких впечатлительных женщин, как Катя. – Сегодня в гости ко мне приходили подонки. И когда они ушли, после них в квартире осталась плохая аура. Она не может развеяться так быстро, и я должен сменить обстановку.

– И только поэтому? – разочарованно вздохнув, спросила Катя.

– Да, – простодушно ответил Забродов, не предвидя опасных последствий столь поспешного ответа.

– Все с тобой ясно, Илларион, – безжизненным голосом ответила Катя, и не успел Забродов уточнить, что же она имеет в виду, как перед его носом захлопнулась дверь.

«Вот тебя и на, – растерянно почесал макушку Илларион. – Никогда не поймешь этих женщин. И чего я ей сказал такого особенного, что она на меня так окрысилась? Что на этот раз не так?»

Забродов не принадлежал к числу меланхолических слюнтяев, которые готовы часами сидеть под дверьми и глотать обиду, и, как человек дела, решил разрешить это досаднейшее недоразумение сию же минуту.

Для пущего звукового эффекта он подержал палец на электрическом звонке несколько секунд, а после сказал:

– Катя, ну что я сказал такого? Ты мне объясни, я не понимаю!

– Да ты не только наглец, Илларион, но и хам вдобавок! Только такой мужлан, как ты, может сказать подобную глупость!

– Какую глупость? – не понял Забродов. – А что я, по-твоему, должен был сказать?

– Мог бы соврать хотя бы, что просто хочешь побыть со мной вместе, – сердито откликнулась Катя. – Вечно вы мужчины как чурбаны неотесанные, не в состоянии сказать самые простые слова. Или, может, я тебе совсем