что я такой же простой человек, как вы и сиронцы из Низкого класса, которых вам жаль, несмотря на всю ненависть к их нации! Я прав?

Народ снова восторжествовал, послышались петарды. На удивление Лиззи, нарядов полицейских все еще нет, а Херд знает все. Это поддержано самой страной. Слышен грохот, гул, иногда выстрелы. Люди всех национальностей, всех обликов, характеров, но с одним мнением и врагом.

– Сорока V поместила Низкий класс…

В Сироне этого вещания нет, но будет, его не скрыть.

– В вакуум, потому что она решила, что заслужила такую награду для себя. Именно награду! Да никого ее мнение не волнует!

Народ снова восторжествовал. И кто-то в толпе выкрикнул: «Я воевал, мне знаком вкус земли смешанной с пеплом. Я в плене был, сиронцы люди на деле добрые! Не били меня, не мучили голодом! Потому что сами знают, что нападают не на тех!»

– Перспективы людей исчезают прочь, – его голос рассеивался эхом по всему городу. – Нищета растет. И не думайте, что это не коснется вас! Сороки хотят захватить весь мир! Они воюют против всех, даже против своего народа! Им плевать на ценности живых существ, кроме своих, им плевать на чувства людей, кроме своих, им плевать на развитие общества, кроме того, что выгодно им, им неохото жить дружно, кроме зоны, где они сидят и пьют дорогущее вино, пока людской народ выживает, пока Средний и Высокий класс красуется вместе с ними, скрывая со своих глаз то, как умирают люди по их вине!

Народ синхронно сделал жест революционера, и стоя с этим жестом также синхронно кричал:

– За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! – Лиззи и Херд в шоке, а Мог и Жод начали кричать вместе с народом: – За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм! За компьютерализм!

«За компьютерализм!» – только это они и кричали. Никаких вопросов, никаких сомнений, никаких отрицаний. Только слова, что воодушевляют их.

Мужчина воскликнул:

– Благодаря разработкам моим! Георгия! Мы сделаем более широкую автоматизацию, настолько широкую, что властвовать теперь будут в основном чипы в головах политиков! Они же будут сдерживать их от тирании и неправильных решений, что губит жизнь народа. Только в них будут эти чипы, а мы будем жить так, как захотим! Хотите ли вы, чтобы Сорока лишила вас жизни ни за что? – говорил он неторопливо, но очень четко, громко и у каждого создавалось ощущение, что он говорит правду. – Также, благодаря моим разработкам, мы расширим автоматизацию на сферах работы! Роботы будут нам пятки лизать… угнетены будем не мы, а они! Мы заслужили жизнь лучше! Я не прошу вас воевать своими телами, жертвовать жизнями. Это необязательно! Но вы можете сплотится вместе и распространять нашу идеологию компьютерализма! Всякая Сорока от своего языка погибает!

Провозглашен был голос почти во всем мире. Лишь колонии Сирона и она сама ничего не слышали сегодня, но услышат завтра, если не раньше. Если не часом впереди. Мужчина исчез с экранов и снова кричал народ одну фразу десять раз подряд:

За компьютерализм!

Кричал народ доталова, пока не наступит хрип. Пришли протестующие из девяти глыб. Кричали они, с секунды до часу, видели в мужчине они какую-то заразу. Злоба настигла толпы революционеров, утихомирить решили. Покалечили четверых, остальные побежали, но вдогонку пристрелили их и те уже трупами лежали. Больше нет врагов, есть сила – незнание и вера. Но сила ли?

И снова крики:

«За компьютерализм!

Пусть победит то, что нас обнимает,

А всякая сорока от своего языка погибает!»

Киллиан и Жод, к сожалению или счастью, перестали кричать известную нам фразу, но молчание не признак отрицания,

не значит никак это с порога непризнание. Смотрели на толпы они, как на молитву. Смотрела Лиззи, не как на партизанскую битву. Сгинуть охото отсюда подальше… с Могом, подумала она. Перестала стоять, как окаменелость и села за стол. Смотрит на Мога, а в толпе он, как соучастник. Очи его сверкали, он летает в мечтах. Взор на бунты обращается в праздник, так иллюстрируется в его глазах.

И снова крики:

«За компьютерализм!

Пусть победит то, что нас обнимает,

А всякая сорока от своего языка погибает!»

Херд взяла сумку и без эмоций каких-либо попрощалась:

– До следующей встречи, друзья. Ах, Жод. Хоть ты и полу придурок, но тебе я помогу. Звони если что!

– Но у меня нет…

– Уже есть!

      Сестра Мога ушла и Жод вслед за ней:

– Мне тоже уходить пора. Пожалуй, только толпе не нужно помешать.

Жод взял свою сумку, вышел из помещения и сказал:

– А вы меня провожать не будете?

Они даже Херд не провожали, которая решила уйти в такое время, а на Жода даже внимания не обратили. Киллиан все смотрел на толпу, что потихоньку уходила в другие улицы. Уйдут, то уйдут, но слышно их будет везде. Жод захлопнул за собой дверь и помчал по улице до капсулы. Лиззи вздохнула, достала пульт, нажала на кнопку на нем и сказала:

– Ограничить звук снаружи.

Голосовой помощник ответил:

– Не заряжена батарея звукоизолятора.

Лиззи резко встала со стула. Киллиан сказал:

– Я могу зарядить. Помню, где находится батарея.

– О, ты не против, чтобы ты перестал слышать этих людей?

– Ну если ты так желаешь, то…

– А может ты еще… по моему желанию… – она поняла, что не стоит говорить. Черт его знает, что в той было примеси, подумала она. Может ей будет грозить смерть в случае жалобы.

Мог сказал:

– Ты хочешь обсудить компьютерализм?

– Нет! – громко заявила с испугом Лиззи. – Забудь вообще.

Она торопливо ушла. Мог встал и пошел в гостиную, ведь он знает этот дом, с диваном, что стоит перед большим экраном, около которого стояли полки с растениями. Кажется, искусственные. Под шорохи и небольшие грохоты того, как Лиззи ищет, наверно, батарею, он решил понюхать каждое растение, позабыв даже о надвигающейся революции. Любит он абстрагироваться. Видимо все-таки его внутренне сознание, несмотря на отраву, осознает, что противно ему то, что будет происходить дальше, хоть и это помощь народу. Поэтому он прибегнул к избеганию, как только стих народ, который, наверно, уже бежит крушить роботов. Просто, не хочется ему войны внутри, где-то в небольшой вакууме, до которого еще не дошла отрава. Там у него нет желания слышать выкрики о революции, видеть то, как