он и грязный, твердый. – Хорошо, кстати, ты скопировал его! Честное слово, но вот с тем моментом, что он не мог оказаться в Крите вы, конечно, оплошали. Вы, вообще, довольно часто палитесь. – и он немного усмехнулся. – Разговаривать о моей жизни в ресторане это было огромной ошибкой.

– Но ты все-таки повелся.

– Да, – улыбчиво кивнул. – Ладно, пройдемте тогда до капсулы или можете отключаться от робота этого Ханка. Вы, собственно, зачем за мной следили?

– На всякий случай, Мог. Я следил не за тобой, а за тем, чтобы тебя никто не тронул. Для меня твоя безопасность превыше всего.

И Уилл не наврал.

– Да, тогда очень благодарен, но зачем было скрываться под рожей Ханка?

– Я скрытая личность.

В этот момент, казалось, в тихом переулке послышался гул двигателя недалеко. Мог развернулся назад и за заворотом переулка выехала черная машина.

– Мог, это за вами. Удачи!

– До свидания, Уилл. Желаю вам удачи. – и сделал жест революционера. – За компьтерализм!

– За компютерализм, дитя мое, – немного отчаянно ответил Уилл.

Мог расстроился, когда не увидел никакого восторга в Уилле. «Ах, ты..», – думал он.

Он, открыв дверь в верхнюю сторону, перед тем как зайти в машину, вдохнул свежий воздух, так казалось ему, что он свежий. На деле, тут провоняло петардами и где-то все еще можно унюхать пот мужчин, что были здесь. Свежий воздух, деревья стоят, хоть и искусственные, но широколиственные и в некоторых местах с блеклым оттенком из-за холода. Я счастлив, подумал Мог. Плевал он на то, что будет происходить дальше, а впереди, между прочем, крупная бойня. Прольётся много крови и слез. Рассыпется множество винтов и гаек от прототипов. Сгорит множество домов. Наполнятся водой все мечты. Опустеют места развлечений. Заполнятся больницы. Утихнут веселые песни. Послышится рев детей и их матерей. Насилие ради мира. Мир ради насилия.

Мог сел, наконец, в салон. На водительском сиденье никого не было, машиной управляет система. Послышался голос из динамиков:

– Вы направляетесь до ближайшей капсулы. Новость на сегодня: вы теперь по приказу всевышнего являетесь главным инженером роботов. Под вашим руководством их воспитание, ремонт их, обновление и так далее. Всевышний прекрасно понимает, что вы давно не занимались инженерией, поэтому у вас будут помощники.

– Что мне делать завтра? Какой план?

– Завтра вы уже будете сжигать театр, сделанный полностью нейронными сетями! Таким образом мы покажем свое влияние и наши намерения. Сделать роботов ещё больше рабами и не давать им возможность проявлять себя в искусстве!

И это говорит бот. Он провозгласил:

– За компьютерализм!

– За… – он вспомнил свое обещание Лиззи, что уже так быстро его не сдержал. – За компьютерализм!

Приближение к концу

Гнев, разочарование – это то, что на данный момент переполняло Уилла Карсона, что идет сейчас торопливой походкой с руками сжатыми в кулак по длинному коридору к кабинету Джеймса Гунсберга. Весь вспотевший в пиджаке, пот по лбу и немного стиснутые зубы. Шел грозно, одним словом. Наконец, он дошел до кабинета, дверь в которую отличается от всех других тем, что она старая и деревянная. Уилл бросил грозный взгляд с себя, стер пот со лба и привел руки в нормальное состояние. Уравновешенность внешне есть, а внутри… тут нужно постараться, ведь Джеймс та еще тварюга (так теперь его называет Карсон). Заметит в тебе любой напряг, беспокойствие, злобу. И самое главное, он выпил таблетку. Ну, соберись духом, подумал Уилл. Набрал в легкие много воздуха, выдохнул и сделал четыре стука в дверь.

Никто не ответил. Он открыл дверь с мыслью: «к черту уважение» и…

Гунсберг резко встал, сделал жест революционера, бросил недовольный взгляд на Карсона и сказал:

– Проходи, конечно. Если бы ты подождал, то я ответил можно. Я разговаривал сейчас…

– Что-то я не вижу никаких признаков, что ты с кем-то общался, – и он сел за стул около стола Джеймса, а тот сел тоже. – Джеймс Гунсберг, мой почтенный, священный, богоподобный или как там, бл**ь, вас называют?! – он стукнул кулаком об стол.

– Ой, Уилл…

– Я сейчас говорю!

– Ладно, – и откинулся на спинку кресла Джеймс, закрыв руки в замок, принявшись слушать.

– Так вот, Джеймс священный, как вас теперь называет Мог и Жод по непонятным мне причинам, объясните же мне с ка-

кого момента стало нормальным навязывать идеологию Киллиану Могу через эти отравы?! Давайте еще весь народ отравим!? С какого момента теперь вы за то, чтобы люди сходили по этому Георгию с ума?! Хотя нет, мне это ясно, хорошо. То массовое скопление, что произошло вчера… промолчу. Что, черт возьми, происходит?!

Джеймс встал, начал шагать по кабинету и закурил сигарету.

– Уилл, эти слова по типу «священный» придумал не я.

– А кто тогда?! Рак на горе?

– Вера людей в меня, то есть сами люди. Да, признаюсь честно, я натравил Мога, чтобы он верил в мою идеологию вопреки всему. Кажется, а что я тогда скрываю, если так переживаю насчет него? А ничего, дружище. Я же говорил, что никому не доверяю. Вся эта отрава страховка моя, что поможет нам свершить революцию. В общем-то, эти название скорее следствия моей травли. Я тысячу раз говорил, что я всегда пытаюсь сделать все, что может помочь нам!

– И ты удишманил мозг человека?!

– Нет, человек изначально глуп! Большинство стремиться отвлечься, а не собраться… Я имею обоснованный страх того, что человек при встрече с горькой правдой, поданной от меня, а придуманной давно умершими людьми, – он примется все отрицать! Ему не понравиться то, что рушит его представления о жизни, сильно влияющие на его бытие в целом! Люди слабы!

– Но ты им помогаешь, да!? Зачем? Что-то тут не сходится! И ты решил, что ты как бог вправе управлять ими!?

– Да!

– Как ты смеешь?! Чувствую я что-то неладное. А если придется убить котят для революции, то ты их убьешь? Сжечь дома обычных граждан, будешь сжигать?! Тоже будешь со своим уверенным, блин, и высокомерным выражением лица, приподняв подбородок и куря сигарету, словно чертов аристократ, говорить, что это чертова страховка?!

– Многие государства так поступают. Мое убежище – моя страна. Пропаганда – это плохо? Да, однако цель оправдывает жертву, что представляет из себя нарушение принципов. А как ты уже знаешь, я не придерживаюсь устоявшихся ценностей! У тебя претензия к тому, что я контролирую людей? А как мне еще поступать? Я твердил про то, что лучше поместить сильного человека в вакуум контроля, чем лишаться его.

– Но как я могу верить тому, кто промышляет