«Б-бах!»

И тут же в плечо и руку долбанула отдача. Я еле сдержался от мата.

— Ну я же говорил!

От Михалыча не скроешь, да и у меня, наверное, всё написано на лице.

Я посмотрел на мишень: в ней отчетливо различалась дырка. Попал! Ну надо же! Несмотря на отдачу и вот это вот всё!

Расстреляв остальные патроны, я взялся за глок. Он показался игрушечным, но удобно лёг в руку и по весу — просто пушинка. Из него мне, по крайней мере, удалось уложить все пули в мишень, оставив пулеулавливатель с носом.

Отец ещё пострелял из винтовки, а потом мы попрощались с Михалычем и отправились перекусить.

Из тира я вышел, испытывая странное чувство умиротворения. Отец расслабился, и в поведении, манере держаться, выражении лица проступали его старые черты, каким-то чудом сохранившиеся с тех времён, когда Лидуня ещё не прибрала его к рукам. Хотя к этому приятному чувству примешивалась толика обиды: я понял, что с ребятами из тира отец общался куда более душевно и открыто, чем со мной.

Ресторан, до которого мы быстро добрались на машине, оказался грузинским, и всё вокруг было пропитано местным колоритом: зелёные плети плюща на деревянных изгородях, массивные столы из грубо обработанной древесины, корзины с фруктами, в основном с гранатами и виноградом. Интерьер дополняли бутылки с вином, глиняные кувшины, колбасы, отбивные и прочие копчёности — конечно, это были муляжи, но сделанные настолько искусно, что, казалось, я чувствовал запах от бараньей ноги, подвешенной к изгороди рядом с нашим столиком. Или я просто проголодался, и мозг дорисовывал аппетитный образ, так же как дорисовал образ расчётливого делового человека для отца. Вот он сидит напротив и изучает меню. Я-то думал, ведьма совсем его к рукам прибрала, а нет. Он умудрился сохранить какую-то часть себя, друзей в тире завёл.

Я уткнулся в меню, но блюд не видел. Перед глазами потекли картинки: мне лет двенадцать, отец забыл своё обещание сходить вместе на каток. Они с Лидуней идут в ресторан, а я остаюсь один в квартире из-за выдуманной ею провинности. Следующая картинка: меня уже которое лето отправляют в лагерь «юный программист». Чёрт дернул сказать, что мне интересны компьютеры. Нормального летнего отдыха у меня теперь не будет до конца школы. Мне семнадцать, готовлюсь к выпускным экзаменам. Вечер, настольная лампа, исчерканный ручкой учебник. Отец заходит спросить, как дела. Лицо его серое, усталое и безразличное. Я понимаю, что ответ на вопрос ему неинтересен.

Я перелистнул страницу меню и задумался, был ли он по-настоящему рад, когда я поступил в Бауманку. Или снова притворялся?

— Да, стейк из говядины с гарниром! — голос отца разрушил калейдоскоп воспоминаний. Я поднял голову и заметил нависающего надо мной официанта.

— Мне то же самое.

Тот довольно кивнул, сделав пометку в блокноте. Спросил насчёт вина. Тут я тоже доверил инициативу отцу. Он-то здесь не в первый раз, судя по близкому расположению ресторана от тира.

— Как тебе ребята из клуба? — поинтересовался отец, когда официант ушёл.

— Хорошие. Душевные очень. У вас там что-то вроде братства? — не выдержал я.

— Ну, — рассмеялся отец, — с братством ты загнул. Но по сути — да. Если б не этот клуб, не знаю, выдержал бы я. В какой-то момент этот бизнес настолько вымотал, задавил, можно сказать. И я повстречал Ивана, на входе нам попался. Вспомнил о своём давнем увлечении. Иначе бы пропал совсем.

Что ж ты обо мне не вспомнил? Но спросил я другое:

— А Лидия?

— Нет, она не знала! — отец протестующе поднял руки. — Она, конечно, поддерживала меня по-своему, но тут ведь другое. Женщине не понять.

Я кивнул.

— У тебя вот Катька есть, хорошая девушка. Но пиво пить ты не с ней ходишь?

— Точно.

Подошла девушка-официантка: грузинка с пышными формами и полным, пышущим здоровьем лицом. Про таких говорят «кровь с молоком». Она поставила перед нами по бокалу и, ловко удерживая бутылку в пухлых ручках, налила вина, улыбнулась сочными губами, и ушла, оставив бутылку на столе.

Я ещё некоторое время смотрел ей вслед. Похожая фигура была у Катьки. Хотя она, конечно, проигрывала грузинке в размерах.

Сразу вслед за девушкой полный усатый мужчина принес ещё шипящие стейки на маленьких сковородочках. Официант положил перед нами деревянные дощечки и уже на них водрузил сковородки.

— Осторожно, горячее, — предупредил он.

Наш разговор прекратился. Вдохнув аппетитный аромат мяса, я понял, как сильно проголодался.

Домой мы приехали уже затемно. Я всю дорогу думал об отце. Он остался прежним лишь отчасти: всё-таки раньше он ни за что не сел бы за руль после алкоголя. Даже если это был бокал вина.

В квартире, не зная куда деваться, я зашёл на кухню. Отец поставил чайник. Чаи, которые мне так понравились, он не брал, называя их Лидиными.

— Она травы любила. Что-то собирала сама: для этого мы специально за город выезжали. Что-то редкое заказывала. А когда из Индии вернулась, то вот таких сборов наделала. Аюрведой увлеклась. — Отец вздохнул. — Столько вещей после неё осталось. Мне-то ничего этого уже не нужно, а выбросить рука не поднимается. Заходили подруги её, ну, те странноватые, ты на похоронах видел, наверное. Порог даже не переступили, попросили отдать им, о чём с Лидией договаривались. Я и вынес им шкатулку со всякими побрякушками да книжку с рисунками. Лидия сама как-то говорила, если с ней что случится, им передать. Я тогда не обратил внимания на эту просьбу, думал, раньше помру. А они сами появились. Вот и вспомнил.

— Понятно, — кивнул я. Значит, Колян оказался прав. Ещё две ведьмы, чёрт их дери. Расплодились тут!

— А остальное… может, Кате твоей подойдёт. Дорогие украшения, что я дарил, так и остались ведь, — отец вздохнул. — Вот так уходит человек, и думаешь: а много ли ему надо? Ничего из того, что заработал, туда не возьмёшь.

— Это точно. Но пока живой, много чего надо. Много чего хочется, — я почему-то вспомнил любовь Макса к «яблокам». В то утро, когда они с Бородой спорили, покупать ли ему новинку, всё было по-другому. Я и не думал об ОСах и этом всём. Не думал, что и с отцом ещё смогу посидеть вот так. Значит, есть и положительная сторона?

— Тут ты прав, — кивнул отец. — Завтра утром мне нужно уехать. Наверное, когда встанешь, меня уже не будет.

— Неужели работа?

— Почти, — он замялся. — На самом деле банкет в очень пафосном месте. Иногда бывают такие встречи, неофициальные, но там решаются важные дела.

Я кивнул:

— Понятно, а я вот к друзьям собираюсь.

— Ну хорошо, тогда вечером увидимся.

Отец сказал это с каким-то облегчением, будто переживал, что едет на банкет один, а меня оставит одного в выходной. Поздновато как-то о таком думать.