Ребенка, которого Катя родила с помощью кесарева сечения, сразу же забрали и куда-то унесли. Она его никогда не видела, только Лиза уже дома сказала ей, что это был мальчик.

Катю выписали из больницы через неделю. Врачи радовались и говорили, что она родилась в рубашке, потому что сама еще ребенок, чтобы рожать детей. Но все прошло удачно, и Катя вернулась с Лизой в их старые трущобы.

А через месяц после этого из тюрьмы досрочно выпустили Валеру, и он сразу же, никуда не сворачивая, приехал к Лизе. Когда Катя вернулась днем домой, Лиза лежала, скорчившись, на кровати. Валера нанес ей три ножевые раны. За что, Катя так никогда и не узнала.

Лиза умерла, как сказали в «скорой помощи», от потери крови. Катя, испугавшись милиции, позвонила домой. Папа с мамой вылетели в Питер первым же рейсом. Когда Катя увидела родителей, она их не узнала. Отец и мать оба были седыми стариками, хотя им еще не было и сорока.

Они рассказали, что три месяца назад похоронили девочку, которую нашли обезображенной в парке на Ленинских горах. В милиции им сказали, что это была Катя.

Катя сидела на веранде и задумчиво смотрела на успокоившиеся за ночь волны. Обычно по утрам вода в заливе отливала прозрачной голубизной, но сегодня после шторма она была устало-серая, словно в борьбе с ветром растеряла все краски.

Солнце еще не встало, когда Катя, накинув на длинную шелковую ночную сорочку теплую шаль, вышла сюда с чашкой чая. Сев в кресло, она плотнее укуталась в тепло кашмировой шали и стала неотрывно следить за тем, как рождается еще один день ее жизни.

Вначале на горизонте загоралась тонкая оранжевая линия. С каждой минутой эта яркая полоса, словно щель между небом и землей, становилась шире, свет оттуда рвался все сильнее, и уже через полчаса из темной, вдалеке почти черной воды медленно выкатывал свою жаркую округлость гигантский шар. Изменчивое небо, пытаясь угодить, то набрасывало на легкие высокие облака оранжевые пятна, то зажигало их лиловым огнем, а то вдруг, словно обидевшись, печально окрашивало все вокруг в серо-белые тона.

Этот процесс зарождения дня Катя наблюдала по утрам последние три месяца. И каждый раз выплывающее из воды светило поднимало в ее душе мучительное возбуждение, словно она подсматривала за таинственным обрядом, при котором ей было запрещено присутствовать. Катя начинала ходить по веранде огромного каменного дома, прижимая руки к груди и часто дыша. Ей казалось, что именно в этот момент ее тело наполняется таким же огнем, который после короткой вспышки будет тлеть и беспокоить ее до следующего утра.

В этот дом она приехала в конце сентября, он стоял на берегу залива и был расположен рядом с небольшим поселком на юге полуострова Юкатан. Его окружали дикие заросли, ко входу вела узкая дорожка, въезд на которую с главного шоссе перекрывали мощные ворота. Огромный каменный особняк принадлежал ранее известному мексиканскому актеру, но, подыскав себе ранчо поближе к столице, тот с радостью продал его.

Катя поселилась в доме с молоденькой молчаливой прислугой Дашей, которая приехала из далекого Саратова на заработки. Вещей у них, кроме нескольких чемоданов, не было. Вдвоем они неделю убирали многочисленные комнаты, заставленные старой мебелью, вывешивали проветриваться ковры и покрывала, мыли окна и расчищали дорожки.

У них был автомобиль, раз в неделю Катя и Даша ездили в поселок за продуктами. Местные их плохо понимали, они не говорили по-английски, а приезжие женщины не знали испанского. Жители поселка видели, что раз в три-четыре недели к женщинам приезжал пожилой господин. Когда он подъезжал, Катя всегда ждала его на веранде. Мужчина неторопливо поднимался по лестнице, целовал ей руки, и они шли в дом.

Гость оставался у Кати несколько дней, плавал, загорал, читал газеты. Она всегда была при нем. Затем он уезжал, Даша выносила на веранду мольберт, который прятала перед его приездом, начатую картину, коробочки с красками, кисти, и Катя возвращалась к рисованию. Говорили, что приезжий – американец из Нью-Йорка, что он большой босс, потому что прилетал на своем самолете, и в аэропорту его всегда встречал кто-то из мексиканских знаменитостей.

– Ты не простудишься? – Невысокий мужчина лет шестидесяти стоял в открытой двери и, улыбаясь, смотрел на Катю.

– Нет, дорогой! Я уже привыкла, со мной все в порядке.

– Меня всегда удивляет, как в Мексике может быть так холодно по утрам.

Катя была значительно его моложе, но когда она смотрела на гостя, в ее глазах ненадолго загоралось веселье.

– Декабрь же... – улыбнулась она ему.

– Ну и что, ведь днем здесь жарко! – Гость сел и потянулся за лежащей на столе газетой.

– Ты расстроен? Что-то случилось? – встревожилась она.

– Нет, все в порядке, – гость в удивлении поднял на нее глаза. – Почему?

– Но ты... чем-то недоволен. Это на тебя не похоже.

– Правда, не похоже. Старею! – рассмеялся гость.– Прости, виноват. Мне здесь очень хорошо. А за мое брюзжание готов ответить, проси что хочешь, ты же знаешь, я готов сделать для тебя все что угодно!

– Хитрец! Так ли уж все?! – она легко поднялась с кресла, подошла и положила мужчине обе руки на плечи. Скользнув губами по его щеке, вернулась на место. – Я же тебе говорила, мне ничего не нужно. Правда... я могу попросить тебя подарить мне мир!

– Если бы я мог... – Мужчина восторженно следил за ней.

– Как, ты, самый могущественный адвокат в мире, не можешь подарить женщине мир? Я тебе не верю...

Даша вынесла поднос с завтраком. Гость аккуратно разложил на коленях салфетку и налил себе кофе.

– Так что я получаю по разводу? – после обмена несколькими незначительными новостями и подождав, пока Ал Вайс доест омлет, спросила Катя.

– Свободу, – откинувшись в кресле, он расслабленно улыбнулся.

– Это я уже имею. А что еще?

– Неужели тебя волнует такой пустяк, как деньги? – Ему явно доставляло удовольствие ее дразнить.

– Я думаю, что, если бы у меня было столько денег, сколько у некоторых известных адвокатов, меня бы они волновали меньше. – Катя весело подыгрывала ему. – Во сколько же оценил свою свободу мой дорогой Ларри?

– Катья, моя дорогая сибирская птичка, если бы ты знала, как ты красива! – Ал откинулся в кресле и, сложив руки на груди, восторженно смотрел на нее, словно разглядывал редкую картину. – Как идет тебе эта шаль, это раннее мексиканское утро, этот длинный пустынный пляж, эти пальмы вокруг, эти лучи солнца! Ты словно...

– Ал, прекрати! – Катя с удовольствием рассмеялась. – Во-первых, ты же знаешь, что никакая я не сибирская птичка – я из Москвы. А потом, не мучай меня, расскажи, что тебе удалось выторговать у моего мужа. Неужели ничего, и ты пытаешься меня отвлечь? Я в это не поверю!

– Детка, ты как-то упускаешь из виду, что он пострадавший. – Ал Вайс медленно и с удовольствием произносил каждое слово, как будто находился в зале суда. – Ты ему изменяла, из-за тебя его сын совершил убийство...