счастье всюду. Может быть, оно –

Вот этот сад осенний за сараем

И чистый воздух, льющийся в окно…

16 октября

Всё под снегом. Лета уже нет, но нет и лыж для зимы. Тоскливое межсезонье. К 8 утра в главный вестибюль стекаются отдыхающие. Ходят туда-сюда, жадно вглядываясь в стеклянные двери: не идёт ли почта? Все ждут газет, всех страстно волнует положение американского доллара и нарастание классовых битв в странах капитала. Но газет нет, и это выбивает всех из колеи. Интересно наблюдать, как люди, освобождённые от привычного автоматизма повседневной жизни, никак не найдут себя на отдыхе, бродят, как потерянные…

17 октября

Невиданный снегопад. Всё в снегу. В помещении играли в пинг-понг, в настольный теннис.

23 октября

Поездом в Тбилиси (2390 км). Идея фикс Ще: встретиться с отцом, которого в детстве не видела, но пламенно любила.

25 октября

Первая остановка в Грузии на станции Самтредиа. Боже ты мой! Сколько кепок-аэродромов и усов! Кругом один сильный пол. Все разговаривают громко, жестикулируют и сверкают глазами. Всё необычно ярко и нереально, так и хочется себя ущипнуть, чтобы проснуться.

Чем дальше углубляемся в Грузию, тем больше усов. Усы как эпидемия. На маневровом паровозе висит портрет знаменитого человека с усами. И все усы шевелятся, как тараканы. А мои щегольски подстриженные тонкие усики воспринимаются здесь, как иностранные… Станции сыпались, как орехи: Хашури, Ципа, Гори. Дорога вилась между гор, поезд то и дело нырял в туннели. И чем дальше мы ехали, тем мрачнее становился пермяк, сосед по купе: «Не нравится мне Грузия, и горы не такие, у нас на Урале лучше». Мы с Ще не ответили, мы уже мысленно ходили по улицам Тбилиси.

25 же октября

Приезд в столицу Грузии. Гостиница «Иверия», 551-й номер полулюкс, устроенный по блату отцом Хачатурова. Первая прогулка по проспекту Руставели. Впору читать книгу Беллы Ахмадулиной «Сны о Грузии» (изд. «Мерани», 1979). «О, Грузия… Одну тебя я счастливо люблю…»

26 октября

Тбилгорпроект. Встреча с одним из его руководителей, архитектором Леваном Ильичом Харашвили. Отец и дочь – психологическое потрясение…

27 октября

Леван Ильич на машине показывал московской дочери и её мужу Тбилиси. Приглашение на вечер в дом на Мцхетской улице. Знакомство с родственниками: Кетован Павловна – жена, Русико – младшая дочь, дядя – Гога – Георгий Ильич и кто-то ещё. Налаживание скорее дипломатических, нежели родственных связей…

28 октября

Поход с Леваном Ильичом на тбилисский базар и другие примечательности города.

29 октября

Леван Ильич в качестве гида: Мцхета, храм Джвари, Светицховели, храм Самтавро, Мтацминда, монастырь Мамадавити (святого Давида), где захоронены останки Александра Грибоедова. Памятник Сандро, поставленный женой Ниной Чавчавадзе (о любви Грибоедова и Нины Ще написала в книге «Поговорим о странностях любви»… 2003).

Как не вспомнить грибоедовского Чацкого с признанием к Софии:

– Чуть свет – уж на ногах! и я у ваших ног…

Машина понеслась по Военно-Грузинской дороге, туда, где, «сливаясь, шумят, обнявшись, будто две сестры, струи Арагвы и Куры». Осмотр начали с храма Джвари, высоко вознесённого над окружающей местностью. Сейчас он полуразрушен, хотя и в таком виде поражает гармоничностью пропорций и строгостью стиля. Рядом с храмом собака с щенком. Ще тщетно звала: «Иди сюда, маленький». Щенок не двигался, он – грузин и откликается лишь на привычное «моди». Тут же паслись барашки. Целое море живого пахучего шашлыка. Звуков мало. Горы молчаливо стоят в карауле у Вечности.

30 октября

Роковая суббота. Юра Хачатуров отмечал 40 дней смерти матери. Был бы повод: застолье, гости, вино течёт рекой. Рядом со мной сидел друг Хачи, Кукури, который меня практически споил. И бедная пострадавшая машина Пилосяна, в которую я сел…

Мне было лихо после обильных возлияний, и меня отпаивали «Боржоми». Ще голосила: «Какую песню испортил!..» И она была абсолютно права. И это был, кажется, 4-й срыв за все мои годы…

1 ноября

Ту-104Б был полупустым. Все уже сели на понравившиеся им места, сосали леденцовые конфеты, но пилоты почему-то не торопились включить турбины. Проходит минут 10, 15. «Генацвале, в чём дело?» – волнуется грузин-гулливер с золотыми зубами. «Отказал пилотажный прибор, – отвечает командир корабля, – не полетим же мы колёсами вверх?» И всё же полетели, правда, в нормальном положении. В Москве после приземления новая заминка: нет трапа. «Забыли в Тбилиси», – шутит всё тот же тбилисский гулливер. Томительные минуты, и вот, как пленники «Аэрофлота», мы вылезаем из герметического чрева. Погода… Всего два часа понадобилось нам, чтобы сменить голубизну неба и теплоту воздуха Тбилиси на мрачное свинцовое облако и резко пронизывающий насквозь ветер Москвы. И всё-таки это наш дом.

23 ноября

Реакклиматизация проходила нелегко. Мы мёрзли отчаянно, и лишь однажды нам было тепло, когда мы, как подгулявшие капитаны, выпали из ресторана «Якорь». Было это 3 ноября, в четвёртую годовщину нашего супружества. «Какой обед нам подавали!» – долго ещё пела Ще на манер Периколы и загибала пухленькие пальчики: чёрная икра – раз, солянка рыбная – два, отварная осетрина – три, и кое-что ещё. В этом месте пальчики шаловливо волнились, – в Тбилиси так вкусно и сытно мы не ели ни разу.

* * *

Декабрь – Ще положили в больницу на Щипке. И до апреля следующего года. Эпопея…

Из больничной переписки

Я часто ходил в больницу и, кроме каких-то продуктов и чего-то необходимого, приносил отпечатанные на работе письма, в которых утешал Ще, давая какие-то советы, и рассказывал о событиях в доме и в мире. Письма потом сброшюровал для архива в томик, насчитывающий 263 страницы. Размер повести… Из этих писем для данной книги извлеку только фактуру, без умилительных, ласковых слов к бедному Щекастику.

Первое письмо. 1 декабря 1971 года, 18.30

Позвонил Щекастик – и всё стало немного веселее. Щекастик звонит, Щекастик дышит, – да здравствует жизнь!..

(После того, как отвёз Ще в больницу.) Просыпаюсь в половине шестого утра и на такси в Боткинскую. Темень. Людей нет, все двери закрыты или заколочены наглухо, где-то там внутри Щекастик, я кружу вокруг корпусов и никак не могу проникнуть внутрь. Ще мечется внутри и тоже бесполезно. После 30-минутного круженья неожиданно находим друг друга в одной из дверей. Ще вручает мне тёплую бутылочку с мочой, чтобы отвезти на анализ. Беру такси, мчусь в поликлинику. Там замок и никаких признаков жизни: ещё рано. Через некоторое время появляются люди, снимается замок, зажигается свет. Какая-то костяная нога смотрит на направление и торжественно мне говорит: «А мы не делаем таких