Дверь распахнулась.

Елисей был из потомственных каторжан. Тот редкий случай, когда «иван», презрев брезгливость к коммерческому делу, вдруг становится ростовщиком. Но звериных повадок он не утратил — никому не доверял и всегда имел при себе оружие.

— Что принес?

— Вот это. — Овчина протянул кольцо с зеленым камнем.

В подслеповатых глазах скупщика вспыхнул алчный огонек. Роману вдруг подумалось о том, что в этот самый момент старик выглядел совершенно беззащитным — он ничего не замечал, кроме переливающихся искорок в камне.

В такие минуты притупляются все рефлексы — даже если бы сейчас опасность задышала ему в лицо, то он вряд ли сумел бы ощутить ее зловонное дыхание.

Воспользовавшись моментом, Овчина посмотрел по сторонам. На первый взгляд ничего особенного — комната была заставлена шкафами и тумбочками, в которых, если покопаться, наверняка можно было бы отыскать немало неплохих ценностей. Дальше шли две смежные комнаты, которые Елисей постоянно держал надежно запертыми.

Вот где пряталось настоящее добро!

Наверняка на каждой полке у Елисея лежало по куску золота. Овчине пришла шальная мысль: а что, если взять старичка за шиворот, да и выпотрошить его до основания. Набить золотом сумку и тихонько уйти. Никто не заподозрит в этом злодеянии недоучившегося студента. От неожиданно пришедшей мысли Романа бросило в жар. Вряд ли о подобном он мог размышлять еще год назад, а сейчас подумывал о том, как поудобнее было бы приложиться рукоятью револьвера к лысоватому черепу.

Вот что значит дурное влияние!

Будто бы догадавшись о преступных помыслах гостя, Елисей подозрительно посмотрел на Романа:

— И сколько же ты за него хочешь?

Майданщиков берегли. Это был неписаный закон, который не рискнул бы нарушить даже самый дерзкий жиган. К ним относились, как к священным животным. Вот оно топчет твой огород, испражняется, а ты не смеешь как следует огреть его. А все потому, что именно из их рук получаешь деньги.

Овчина кашлянул:

— Мне бы десять золотых червончиков.

— Проходь, мы так и будем, что ли, у порога топтаться, — неодобрительно буркнул скупщик.

Роман прошел. Ладонь у скупщика была загребущей, что в нее попало, просто так не вытащить. Скупщику полагалось сбивать цену, даже в самом хорошем товаре искать изъяны, но камень в кольце был настолько великолепен, без единой трещинки, что хаять его было едва ли не святотатством.

— Справный камушек, — наконец нехотя выдавил Елисей. — Даю за него два миллиона рубликов. По нынешним временам это хорошие деньги.

Овчина отрицательно покачал головой:

— Нет, дядя, так мы с тобой не договоримся. Мне нужно десять царских золотых червонцев, — растопырил он ладони. — Может быть, сегодня два миллиона и хорошие деньги, но завтра от них один пшик останется.

— Ишь ты, какой несговорчивый, — подивился майданщик. — Не стоит он десяти червонцев, давай сговоримся на четырех!

— Давай обратно камушек, — протянул руку Овчина, — так мы с тобой и в самом деле не поладим.

— Вот послал мне господь неуступчивого клиента! А знаешь ли ты о том, что твое колечко паленое? Ты с ним никуда более не сунешься. Два дня назад чекисты на хазы заглядывали, к Миронычу заходили, он тоже такими вещами интересуется, и все спрашивали про брюлики. И вот один из них по описанию как раз на этот похож.

— Ничего, как-нибудь прорвусь!

— Так и быть, — махнул Елисей рукой. — Ради нашей дружбы согласен дать тебе пять червонцев, и больше не проси ни копейки!

— Ладно, хорошо, — сдался Роман.

— А может, все-таки тебе рубликами отдать? Один червонец миллион, а?

— Что с тобой будешь делать? Давай! — согласился сдавшийся Овчина.

— Постой здесь, — указал Елисей на порог, — я сейчас приду.

Удалившись в соседнюю комнату, майданщик запер дверь на ключ. Оставшись в одиночестве, Овчинский хозяйским взглядом осмотрел комнату. В голову лезли шальные мысли. Право, ну никакого спасения от них!

Через несколько минут дверь открылась, и Елисей с сияющим лицом протянул пухлую пачку денег. По его довольному лицу было видно, что сделка пришлась ему по душе.

— Держи!

Роман взял деньги. Подумалось о том, что он никогда не держал в руках такую кипу ассигнаций. Как бы там ни было, но ощущение было сильное. На миг ему показалось, что он может скупить половину Москвы.

Разделив деньги на несколько частей, он принялся рассовывать их по карманам. Получалось как-то плохо, деньги топорщились, не желали влезать в карманы.

— Не торопись, — усмехнулся Елисей. — Никто их у тебя отнимать не собирается.

Сунув последнюю пачку в карман, Роман дал себе слово больше никогда не заходить к этому скупщику. Были бы камушки, а вот желающих прикупить их всегда найдется немало.

* * *

Вот теперь можно идти к лялькам! Завернув в бакалею, Роман купил большой кусок окорока, головку сыра, колбасы трех видов, две бутылки водки. А для дам шампанского и коробку дорогих шоколадных конфет. «С таким выпивоном и закусью не то что к марухам, к генеральской дочке можно заявиться!» — не без озорства подумал он.

Лихая воровская жизнь затягивала. Позволяла позабыть тошнотворную действительность. Он вспоминал, что на хазу к Варваре Степановне заглядывали две сестрички — восемнадцати и девятнадцати лет. Ласки младшей из сестер, с которой он как-то сошелся в темной кладовке, были неожиданными и острыми, и сейчас, с половой голодухи, воображение распалялось особенно сильно. Вспоминались ее теплые и умелые руки и шепоток, будто бы шальной ветер, с требованием действовать посмелее, но и поаккуратнее. И тогда Овчинский не оплошал.

Только немного позже он осознал, почему сошелся с Валентиной: младшая из сестер напоминала ему женщину, оставленную им в Питере. Нужно было прожить несколько месяцев без нее, чтобы понять, что она и есть главное в его жизни. У Романа невольно стыло в груди при воспоминании о ней, и верилось, что их затянувшаяся разлука скоро закончится. Во всяком случае, он делает для этого все возможное.

Сумерки сгущались. Овчина подошел к нужному дому. В окнах хазы горел свет. Сейчас там вовсю разворачивалось веселье. Другой жизни завсегдатаи таких мест не признавали. Оно и к лучшему.

Улица выглядела пустынной, а крохотный дворик и вовсе напоминал склеп. Ничего такого, что могло бы насторожить. Хотя в нынешние времена ничего нельзя утверждать определенно.

Во всяком случае, в квартиру не следовало подниматься сразу. Нужно определиться. Рома напряженно пялился в ночь. Прежде он никогда не думал, что темнота может иметь столько оттенков: от беспросветной темени до светло-серого сумрака под светящимися окнами. Плотными темными сгустками выступали скамейки, небольшая беседка и еще какой-то длинный продолговатый предмет. Роман никак не мог понять, что это такое.