отворачивались, нарушая строй. Во-вторых, на обоих крыльях он поставил сильнейших, самых искусных и отважных воинов, а самыми ненадежными заполнил середину, выстроенную в виде выступавшего далеко вперед клина.

Отборные получили приказ: когда римляне взломают центр, который, естественно, подастся назад, принимая очертания впадины, и ворвутся внутрь карфагенского строя, совершить поворот и стремительно ударить им в оба фланга, чтобы полностью окружить неприятеля».

Это, по-видимому, и было главной причиной чудовищной резни. Когда центр карфагенян начал отходить, римляне, бросившись в погоню, оказались в глубине неприятельских рядов. Строй Ганнибала изменил свою форму и сделался похож на полумесяц, и тут лучшие отряды, выполняя приказ начальников, быстро повернули — одни направо, другие налево, — напали на обнаженные фланги противника и, соединившись, истребили всех, кто не успел выскользнуть из «мешка».

Говорят, что и с конницей римлян приключилась неожиданная беда[99]. Конь под Павлом был, вероятно, ранен и сбросил хозяина; ближайшие к консулу всадники, один за другим спешившись, кинулись ему на помощь, и, увидев это, остальные решили, что подана общая команда, соскочили с коней и начали рукопашный бой[100]. «На мой вкус, это еще лучше, чем если бы они сами сдались в плен», — заметил тогда Ганнибал...

Один из консулов, Варрон, с немногими сопровождающими ускакал в город Венузию[101], а Павел, втянутый в гущу и водоворот бегства, весь израненный копьями и дротиками, подавленный

Гибель Эмилия Павла. Джон Трамбулл, 1773 г.

тяжелейшею скорбью, сел на какой-то камень и ждал смерти от руки врага. Кровь так обильно залила ему голову и лицо, что даже друзья и слуги проходили мимо, не узнавая его. Только один человек заметил и узнал консула — молодой патриций Корнелий Лентул. Он спрыгнул с коня, подвел его к Павлу и принялся умолять, чтобы тот спас себя ради сограждан, которые-де теперь, как никогда, нуждаются в хорошем полководце. Но Павел не склонился на его просьбы; не обращая внимания на слезы юноши, он заставил его снова сесть на коня, подал ему руку и промолвил, поднимаясь с места: «Расскажи, Лентул, Фабию Максиму и сам будь свидетелем, что Павел Эмилий следовал его советам до конца и ни в чем не нарушил уговора, но был побежден сначала Барроном, а затем Ганнибалом». С этим поручением Павел отпустил Лентула, а сам бросился в самую сечу и нашел свою смерть...»

Здесь интерес представляет в первую очередь то, что Ганнибал как бы нарушил все «законы» тактики и «неправильно» выстроил свои войска: в центр поставил наименее надежных солдат[102] (иберов), на флангах — напротив, наиболее крепких, своих африканцев. Действуя по принципу «вопреки, а не благодаря», он тем не менее одержал одну из самых знаменитых побед в античной истории.

Предтеча всех наших любителей порассуждать на диване о тактике, построении войск, захватах, окружениях, фланговых атаках и прочих «методах заточки мечей», великий Ганс Дельбрюк в своей «Истории военного искусства» уделяет битве при Каннах много внимания. Его мысль в основном сосредоточена на том, как и в каком количестве были выстроены противоборствующие войска.

Сначала он окидывает мысленным взором римские легионы. Здесь у читателя может возникнуть своего рода когнитивный диссонанс, потому что маневренный и вроде бы удобный римский манипулярный строй в изложении Дельбрюка — по крайней мере, в его описании битвы при Каннах — выглядит громоздким и консервативным.

«Легионы, — пишет он, — не ставились друг за другом, так как они были построены по возрастам, причем молодые воины не могли стоять позади отцов семейств. Большая углубленность... достигалась тем, что каждая манипула развертывалась гораздо больше в глубину, чем в ширину, причем... сокращались интервалы между манипулами».

И далее он указывает точные цифры:

«Я полагаю, что ширина фронта пехоты не превышала 800-900 метров, так как в глубину строилось человек 70».

К этой мысли Ганс Дельбрюк пришел не сразу; в предыдущих изданиях своей книги, как он указывает в примечании мелким шрифтом, он  «допускал возможность двойной длины при соответственно малой глубине. Но теперь я пришел к убеждению, что фронт, развернутый на 2 км, не мог бы продвигаться вперед, сохраняя хороший порядок».

Теренций утверждал, что увеличенная глубина строя увеличивает и силы римлян вдвое. Эмилий Павел не без тревоги рассуждал о том, что конница врага может охватить римлян с флангов. (О, эти «охваты с флангов», как много тревожили они воображение как диванных полководцев, вплоть до кадета Биглера, так и полководцев реальных, включая Наполеона Бонапарта!)

Поле сражения было идеальным, особенно для конницы: ровным и широким.

Ход сражения при Каннах

У Ганнибала было почти вдвое меньше пехоты, чем у Теренция и Эмилия, количество стрелков (лучников и пращников) у противников было приблизительно равное, а вот кавалерии у карфагенян было значительно больше, чем у римлян. Эту кавалерию Ганнибал разделил на две части и расположил на флангах. Между ними, в центре, стояли пехотинцы, иберы и кельты. Солдаты из Африки стояли сзади, как пишет с полным знанием дела Дельбрюк, «позади каждого фланга у стыка пехоты с кавалерией».

«Так поступил и Александр Македонский при Гавгамеле», — добавляет историк. Кстати, данное обстоятельство послужило для Дельбрюка поводом утверждать, что Ганнибал, вне всяких сомнений, изучал наследие Александра и временами пользовался его «наработками».

Что в сражении при Каннах было, с точки зрения «науки тактики», неправильным? И в чем гениальность Ганнибала, который вопреки этой неправильности одержал блестящую победу?

Дельбрюк тщательно изучает построение армий и с птичьего полета орлиным оком окидывает изогнутые линии, образованные пехотой и кавалерией.

«Концентрические действия против неприятеля не подобают более слабой стороне», — цитирует он многозначительного Клаузевица и тут же подкрепляет цитату аналогичным высказыванием Наполеона: «Более слабый не должен одновременно обходить с обоих флангов».

Именно это и сделал Ганнибал: располагая силами меньшими, нежели противник, он совершил обход с обоих флангов и сомкнул кольцо[103]. Манипулы могли прорвать это окружение только с одной стороны. Они не имели возможности развернуться и нанести удар там, где окружение было слабее. Почему? Потому что манипула обращена всей своей мощью только вперед. Для перестройки ей необходимы время и место. Она, как утверждает Дельбрюк, не маневренна.

«Манипулы не являются самостоятельными тактическими единицами, а лишь отдельными членами однородного тактического целого, называемого фалангой. Легионы также не были тактическими единицами, способными и привычными к самостоятельным действиям. Они являются лишь единицами административными...