другой стороны, всегда имел наготове план «Б». Если такого плана не было, Ганнибал отступал.

Поэтому вместо штурма главной цитадели он продолжил свою подрывную деятельность среди италийских союзников Рима, склоняя их по очереди на свою сторону.

Существует, правда, и прямо противоположная точка зрения на события: не-использование победы при Каннах рассматривается как фатальная ошибка Ганнибала, которому следовало бы не давать врагу опомниться и наносить удар за ударом, пока тот не сломается. А так Ганнибал не только подстраховался сам, но и римлянам дал время собраться и залечить раны[111].

Новый диктатор Марк Юний Пера при полной поддержке своего начальника конницы Тиберия Семпрония Гракха начал очередную мобилизацию. Призывали уже семнадцатилетних юношей, но свободных граждан все равно не хватало. Поэтому пошли на крайние меры: у граждан выкупили подходящих по возрасту и физическому состоянию рабов и вооружили их за государственный счет (что, собственно, как говорит Ливий, и привело к истощению казны). Новое римское войско, сформированное таким образом, состояло из четырех легионов и еще тысячи конников — из числа союзников Рима.

Ганнибал уже понял, что война не окончена, и в первый раз за все это время разделил свою армию на две части. Магон, брат Ганнибала, с меньшим войском двинулся на юг, к тем римским союзникам, которые не прочь были найти себе другого покровителя и отложиться от союза с Римом: это были оски, жители Бруттия. По словам Тита Ливия, то было одно из тяжелейших для Рима последствий поражения при Каннах: «Союзники, до сих пор незыблемо верные, начали колебаться — утратили веру в мощь Рима».

Заодно Магону поручено было прибрать к рукам греческие города, разбросанные вдоль побережья, а после этого — вернуться в Карфаген и отчитаться там о проделанной работе.

Магон прибыл на родину на исходе 216 года до н. э. Трудно переоценить впечатление, которое произвело его появление в Карфагене и особенно в Сенате. Несколько лет карфагенские правители довольствовались слухами, которые доходили до них по случаю. Несомненно, они обсуждали ход войны, но достоверных сведений из первых рук не имели. И вот является Магон, с ним — Карталон, побывавший в самом Риме (правда, не допущенный в римский Сенат). Они приносят корзины, доверху наполненные золотыми кольцами, снятыми с пальцев убитых римских всадников. Магон добавил, что такие украшения носят только знатные римляне; если столько полегло знатных — то трудно даже вообразить количество погибших простолюдинов!

Эффектный жест произвел впечатление на сенаторов, и Магон поспешил развить успех; ему требовались деньги, чтобы брат мог продолжать войну, коль скоро римляне, даже после тяжелейшего поражения, отказались ее закончить.

«Главный смысл его речи, — сообщает Ливий, — был в том, что чем ближе конец войны, тем большая помощь требуется Ганнибалу: он воюет вдали от родины, на чужой земле, окружен врагами; тратится столько хлеба, столько денег; в стольких сражениях уничтожены вражеские войска, но ведь каждая победа уменьшала и карфагенское войско; надо послать пополнение, надо послать хлеба и денег на жалованье солдатам, так хорошо послужившим Карфагену».

В карфагенском сенате до сих пор чугунным седалищем заседал враг Ганнибала — Ганнон. Он, естественно, не упустил случая вылить на разгоряченные головы Баркидов пару ведер холодной воды.

«Я неизменно досадую на эту войну, — если верить Ливию, изрек Ганнон, — и не перестану обвинять вашего непобедимого вождя, пока не увижу, что война кончилась на условиях, сколько-нибудь терпимых... Чему же мы радуемся сейчас? „Я истребил вражеское войско; пришлите мне солдат". А чего другого ты бы просил, потерпев поражение? „Я взял два вражеских лагеря, обильных провиантом и всякой добычей. Дайте хлеба и денег". Чего бы требовал, если бы взят и разграблен был твой лагерь?.. Послали римлян к Ганнибалу с предложением мира?.. Война в том же положении, как и в тот день, когда Ганнибал вступил в Италию».

Вывод, сделанный Ганноном, был, к сожалению, абсолютно правильным. Тем не менее сенаторы Карфагена были настроены достаточно воинственно и большинством голосов «благословили» отправить в Италию четыре тысячи нумидийских всадников, деньги, провизию и сорок слонов. Карфагеняне верили: еще одно усилие — и Ганнибал победит, раздавит Рим и установит в Италии и на Средиземном море абсолютное карфагенское господство.

Летом 215 года до н. э. подкрепление и продовольствие было доставлено Ганнибалу.

Магон с дополнительным подкреплением — двенадцать тысяч пехотинцев, полторы тысячи всадников, двадцать слонов и шестьдесят военных кораблей — весной того же года отправился в Испанию, где ситуация резко ухудшилась.

Тем временем Ганнибал отправился обратно в Кампанию. Там его в первую очередь привлекал порт — Неаполь. Но Неаполь оказался слишком хорошо укреплен, а тратить время на осаду и человеческие ресурсы на штурм Ганнибал не решился, это было бы непозволительной роскошью, поэтому он повернул к северу[112]. На сей раз своей целью Ганнибал избрал Капую.

Капуя — город, основанный этрусками, — считался главным в Кампании. Его влияние в этой местности трудно переоценить. С 334 года до н. э. жители Капуи пользовались римским гражданством[113]. Кроме того, Капуя была невероятно богата и обладала репутацией «столицы изобилия». Среди «капуанских наслаждений», знаменитых по всему цивилизованному миру, первое место занимали благовония, для продажи которых была отведена целая улица.

Ганнибал не без оснований предполагал, что гордые капуанцы не могли забыть о тех временах, когда были независимы и диктовали свою волю всей Кампании. Кампанцы — римские аристократы, имеющие корни в этой земле, — представляли особую партию в Сенате.

Еще после Тразименской битвы в Капуе началось брожение умов. Но все же у капуанской верхушки было слишком много личных связей в Риме, поэтому поначалу все оставалось на уровне кухонных разговоров.

И вот местный правитель, главный магистрат города, Пакувий Калавий (судя по имени — самнит), связанный родственными узами (через брак) с римскими сенаторами и консулами, сделал решительный шаг.

Он знал, конечно, что капуанцы готовы взорваться. Поэтому Пакувий Калавий осторожно провел на выборах в местный сенат своих людей, а народ уговорил: мол, никто, кроме него, Пакувия, не сумеет так хорошо защитить общие интересы всех граждан Капуи. Теперь нужно было только расслабиться и ждать.

Ганнибал захватывал все больше территорий в Южной Италии, так что сделать правильный выбор для капуанцев становилось все легче. После Канн всякие сомнения как будто отпали вообще. Но все же в Капуе пока что было достаточно влиятельных семейств, связанных с Римом, поэтому капуанцы отправили избранных посланников к консулу — Баррону. Тот находился в Венузии с небольшим числом плохо