Пий за дедом вошел в большой зал метров ста и высотой метров семь не меньше, внутри дома, как и снаружи, все было необычайно красиво.

– Поговорим с тобой после ужина, а пока располагайся где тебе удобней.

После ужина они уселись в большие деревянные резные кресла, Лея что-то плела или вышивала из травы, цветов и цветных ниток у окна.

– Так расскажи Пий, что же случилось с тобой.

– Вот что случилось, – Пий показал свою руку, на который был надет браслет, – я теперь собственность, инструмент, вещь, а не человек, – опять было чувство, что он говорит не о себе, в ушах особо отчетливо прозвучало слово человек.

– Человек не может быть чем-то еще, кроме как человеком, ты же это понимаешь. Сущность вещей не измена. И ты это понял, когда сказал: Я – Человек. Ты обозначил сущность свою – то, кем ты являешься. Ты возвестил это миру. Но что-то иное гложет тебя.

– Да, да ты прав, конечно, это не главное, – Пию стало вдруг неожиданно легко от слов деда, что он понимает, что Пий понимает, что не браслет и не Кай причина переживаний, а нечто большее, и надо рассказать об этом ему, – меня поглотила тьма, но я во тьме не перестал существовать. Сначала она показалась мне бесконечно свободной, потом абсолютно плотной, потом страшной, но самое главное она живая, – Пий начал волноваться, он даже привстал с кресла, – она смотрела в меня, а я в нее, – прошептал Пий, – она и я, я чувствовал себя, хотя был растворен в ней.

Лея плела что-то вроде ленты, она иногда погладывала на Пия, следя за его рассказом.

– Ты смотрел как необузданный поток мыслей и чувств несется в твоем сознании – ты и они наблюдали друг за другом, – дед сидел, сложив руки в виде замка, поставив локтями на подлокотники и положив подбородок на руки, притом он смотрел на руки Леи, весь уйдя в свои мысли.

– Да, а откуда ты знаешь об этом, – Пий в нерешительности смотрел на деда.

– Вы с Ноем хорошо понимаете друг друга, потому проведу аналогию, Ной тебе рассказывал о том человеке, том, который подошел к краю, но не смог переступить, так вот, помнишь, у него есть в его картинах персонаж: один человек то военный, то профессор, то иконописец, а то и отец, так вот напомни мне, что отец говорил перед расставанием с сыном, что так расстроило отца в его поведении, словах, поступках и он тогда произнес, что-то очень важное?

– Ты имеешь ввиду диалог отца с Крисом:

«ОТЕЦ: За что ты его обидел? Ты слишком жесток.

Таких, как ты, опасно пускать в Космос.

Там все хрупко! Да! Именно хрупко!

Земля уже приспособилась к таким, как ты,

хоть это и стоило ей черт-те каких жертв.

Ты что, ревнуешь его к тому, что меня

похоронит он, а не ты?»

– Слышишь: все очень хрупкое, легко сломать, ошибиться! – Не об этом ли говорит отец. И предупреждает сына – ты жесток, ты опасен. Но, скажи, разве можно сравнивать человека и космос, что может там натворить человек?

– Ты видимо говоришь вот о чем:

«КРИС: Я не имею права выносить решения,

руководствуясь душевными порывами.

У меня конкретная цель …»

– Ты не находишь странным, что при конкретных целях нельзя руководствоваться душевными порывами, а чем же тогда можно руководствоваться, что является критерием истины?

– Я понял тебя, вот эти слова:

«БЕРТОН: Я не сторонник познания любой ценой.

Познание тогда истинно, когда

опирается на нравственность.

Нравственной или безнравственной науку

делает человек.»

– Ход твоих мыслей на верном пути, но от тебя ускользает главное, основа всего, где-то единственное, о чем сына предупреждает отец?

Пий в нерешительности, стал тереть лоб.

– Вспомни, с чего прозвучало обвинение в жестокости?

– Неужели … но это же почти ничего …

«КРИС: Ведь Вы и сами не уверены, что все, что

Вы видели там, не было галлюцинацией».

– Именно это – Вера! Вот единственный критерий истины. Гений подошел к тебе и сказал: и отделил бог свет от тьмы, и ты вошел в тьму. Почему, потому что верил: есть свет и есть тьма. Ты остановил необузданный поток, и вы были вместе. Что же произошло дальше?

_ У меня голова идет кругом, – Пий тер лоб, – я начал пытаться восстановить мысленную картинку и когда она стала динамичной, то мне удалось охватить взглядом достаточно подробно, даже прикоснуться к воде.

– Во тьме?

– Нет, был светлый день … и отделил бог свет от тьмы … но я же не бог это всего лишь иллюзия.

– Ты не бог – ты Человек, а в чем разница. Вспомни: можно ли сравнивать человека и космос? Ты усомнился даже в том, что чувствовал – нельзя решать под влиянием душевных порывов – это ваши слова, потому он черту не переступил: сомнения, а не вера управляет человеком. Нравственной или безнравственной науку делает человек, а не бог.

– Что же я могу сделать, – Пий сидел, оглушенный услышанным, – ты же должен меня понять, – Пий смотрел на свою руку в браслете, горечь и отчаяние снова начало захватывать Пия – человек только думает, что он силен и умен, когда у него что-то получается и складывается с его желаниями, а стоит внешний силе все разрушить, как человек понимает, что на самом деле он ничто перед стихией и ей безразлично кто пред ней.

– А почему так происходит? Что побуждает человека все бросить и остановиться?

– Ты слышал, что он мне сказал, они нас на протяжении всей истории уничтожают, зачем, почему, что мы им такое сделали, что к нам такая ненависть …?

– А может, не сделали …?

– Не сделали …? – Пий в недоумении уставился на деда, – а что мы должны, по их мнению, были …

– Дедушка, ты совсем заговорил гостя, дай ему отдохнуть, – сказала Лея, вставая со своего места.

– Да, ты права, конечно, ведь Пий устал и … спи спокойно.

Пий спал крепко, но нельзя сказать, что он спал спокойно, он с кем-то во сне горячо что-то обсуждал, спорил, доказывал и, хотя он хорошо отдохнул и выспался, он все время пытался вспомнить свой сон, о чем там шла речь, ему казалось, что очень важное во сне ему было сказано, но он не мог вспомнить. Солнце уже было высоко, в доме никого не было. На столе для него стояла, накрытое полотенцем приготовленная еда, а на кресле положена сложенная рубаха.