Наутро, проснувшись, Пий еще долго лежал, глядя в потолок и вспоминая сон, в котором Кай пытался напасть на него и не мог, так как невидимая преграда не давала ему ее пересечь. Но Пий видел эту ненависть и агрессию, исходившую от Кая. Откуда такая отрицательная энергия в нем, видно, что он не владеет собой, как будто им кто-то управляет. Посторонний, невидимый.

На столе лежала новая рубаха, только более нарядная, праздничная, поверх рубахи лежал пояс и головной обруч, такие были всегда на головах деда и Леи. Пий осторожно держал в руках пояс и обруч, разглядывая замысловатые узоры и поражаясь мастерству Леи. Если бы он не видел, как она при нем их плела никогда бы не поверил, что это можно сделать руками, вот так просто сидя вечером у окна. Казалось, что и в пояс, и в обруч вплетены нити из неизвестного метала, они были прочные и мягкие и отливали внутренним светом меди. Пий одел рубаху, пояс и обруч, стоял посреди комнаты, боясь шевелиться, настолько все это было не обычным, не реальным. Зеркала в доме не было, потому Пий увидел себя только в отражении воды и, все равно, на него смотрел совсем другой человек, а не Пий, каким он себя знал.

Спускаясь с холма, Пий увидел Лею у небольшого озера. Она сидела на мостках, проложенных от берега, и смотрела в воду. Пий подошел поближе и увидел, что Лея опустила руку в воду, а из глубины показалась темная спина какой-то большой рыбы и коснулась ее руки. Пий от неожиданности онемел, хотя, подходя, он хотел поблагодарить Лею за такие красивые вещи.

– Он уже очень стар и пришел попрощаться, – неожиданно для Пия сказала Лея, не поворачивая головы в его сторону, – но он прав, пора, время пришло уходить.

Они молча шли вдоль озера, по небольшим перелескам, полянам и Пий заметил, что Лея прикасается руками к траве, листьям, веткам, как бы невзначай, но это выглядело как с рыбой, прикосновения явно было обоюдными.

– Ты, наверное, понимаешь язык животных и растений? – наконец спросил Пий.

– Да, мы общаемся, но не так как ты думаешь. Болтают языком только люди. Протяни руку и почувствуй …

Пий коснулся пальцами ствола, какого-то дерева, почувствовав шероховатость коры, ее твердость и неуловимую вибрацию, такую же он на мгновение почувствовал во тьме, – ты знаешь, вот такое ощущение я испытал только раз в жизни, когда во тьме мысленно оказался на берегу реки. Тогда все вокруг меня имело вот такое же ощущение единого, – Пий не мог подобрать слова, – я тогда так остро почувствовал, что все это есть, и я есть, и все это, да и не только это, а все … ну ты понимаешь … но ведь кто-то же это все дал мне и меня, и тебя, и все-все, и вот тогда почему-то меня охватило такое щемящее чувство благодарности, во мне как будто что-то проснулось, я такого никогда и представить не мог. Ведь понимаешь, если посмотреть отрешенно от всего, то так все просто оказывается, а за этой видимой простотой обыденности, естественности, знакомого стоит такая непостижимая сложность, многообразие, бесконечность изменений и потоки-потоки, океаны бесконечности живого и мертвого … а ты даже не песчинка в этом водовороте, а вообще неизвестно что … – Пий, разговаривая сам с собой забыл о Леи, но опомнившись, взглянул на нее с виноватой улыбкой, – совсем тебя заговорил.

– Ну, что ты, люди любят поговорить о наболевшем, и это очень хорошо …

– У вас так хорошо здесь, – Пий с грустью смотрел в даль, – но придется возвращаться. И что делать … ума не приложу … как быть?

– Да не беспокойся ты так.

У Пия перехватило дыхание, когда он услышал эти слова – именно это он услышал в себе тогда, там, когда он тонул в водовороте Зеленой. Пий смотрел на Лею, а та только улыбалась, как будто ничего не произошло.

– Я знаю, тебя беспокоит Кай и все что происходит сейчас в мире, – Лея говорила так просто, как о чем-то совершенно прозаичном, – вспомни ее слова: «ЖЕНА: … А тогда он просто подошел ко мне и сказал: «Пойдем со мной», и я пошла. – И никогда потом не жалела. Никогда. И горя было много, и страшно было, и стыдно было. Но я никогда не жалела и никогда никому не завидовала. Просто такая судьба, такая жизнь, такие мы. А если б не было в нашей жизни горя, то лучше б не было, хуже было бы. Потому что тогда и… счастья бы тоже не было, и не было бы надежды. Вот.». Постарайся понять его, «Они же не виноваты… Их пожалеть надо, а ты сердишься.».

– Лея, ты удивительный человек. Вот ты сейчас сказала и как будто ничего не произошло, не случилось, я ведь понимаю кто он, действительно … может и не жалость, но, во всяком случае … «СТАЛКЕР: Они же не верят ни во что. У них же… орган этот, которым верят, атрофировался!», ни веры, ни надежды, ни горя, ни счастья … только страх и … ненависть. Ненависть ко всему живому, потому что он даже не мертвый, он никто, как, наверное, страшно вот так понять свою никчемность … или не полноценность. Ты не из мира живых, ты искусственное порождение чьих-то амбиций …, а не хочу, не хочу о нем.

Они подошли к дому, где их уже ждал дед.

– Ну, пора идти, время пришло, – сказал он, но без обычной своей улыбки.

Втроем они подошли к краю холма, Пий увидел, что снизу к ним по тропинке поднимаются трое мужчин. Когда они поднялись на холм и остановились, то Пий, разглядывая их, заметил какое-то сходство между ними. Ну конечно они одна семья: отец сын и внук, внуку на вид было лет двадцать не менее. Вдруг из-за Пия вышел дед и встал рядом с ними, Пий обомлел, так дед старший – он прадед. Вот он род человеческий, Пий смотрел в их лица, открытые, ясные глаза. Выделялись, конечно, глаза – они были бездонны, все небо и беспредельность сливались в их глазах, как будто они были одно целое. Каждый из них снял с плеча мешок и выложил из мешка на скатерть, которую видимо, положила для этого Лея, меч, щит и шлем. Старик подошел к Пию, снял с его головы обруч и положил так же