Пакстон было жаль Нигеля, хотя, говоря по правде, он ейникогда особенно не нравился.

— Ты сейчас много работаешь?

— Очень много. — Ральф довольно улыбнулся. —Но мне нравится. Как здорово, что мы снова будем вместе. Ну, когда думаешь начать?Я все откладывал поездку в Дананг, ждал, не найдется ли попутчик.

— Рада слышать. — Пакстон никогда не бывала вДананге, не хотелось ехать туда из-за Питера — вдруг ей окажется невыносимотяжело там, где его убили. Но теперь она была готова ехать.

— Отлично. Я все беру на себя. Что, если послезавтра?

— Хорошо, — улыбнулась Пакстон.

Ральф взглянул на часы. Пора было возвращаться домой кФранс. Не хотелось в такое время оставлять ее одну. Она последние дни неважносебя чувствовала, а ан был сущим наказанием.

— Я тебя подброшу обратно в «Каравеллу», —предложил Ральф, вставая, но Пакстон только покачала головой.

— Я лучше прогуляюсь, если не засну. А надоест ходить —поймаю рикшу. Не беспокойся.

Он нагнулся и чмокнул ее в щеку.

— Как хорошо, что ты вернулась. Я очень рад, — Ятоже. — Она крепко обняла его. — Огромный привет Франс. Увидимсязавтра на пятиминутке. Они все еще продолжаются?

Пакстон засмеялась от радости при мысли о том, что завтраснова увидит всех знакомых корреспондентов. Да, теперь она твердо знала — онавернулась домой. Но эта мысль, как бы справедлива она ни была, немного пугала.Пакстон перестала быть приезжей, новичком, теперь она стала «одной из них». Изтех, кто прирос к этому месту и будет связан с ним, пока не кончится война.

Она помахала Ральфу вслед и закрыла глаза, продолжаяпотягивать из стакана. За соседним столиком сидел «зеленый берет» сдевушкой-вьетнамкой. На нем была полосатая защитная форма, на которойчередовались красные, белые и голубые цвета. Они очень гордились этой формой,за которую и получили прозвище «тигриные полосы».

Пакстон пила тхом-ксай, пенистый ананасовый напиток, ккоторому давно пристрастилась. Она заранее знала, что стоит ей выпить, как унее начинают путаться мысли. Так случилось и на этот раз. Пакстон поставиластакан и огляделась. Все это было больше похоже на сон. Она вернулась, теперьее окружали знакомые лица. Но не все в этом сне было таким приятным.

Сначала она не знала, что и сказать, да она и не собираласьничего говорить. Он сам первый уставился на нее, и было видно, что онанервничает, а ему неловко. Это был Тони Кампобелло, первый сержант Билла.

— А я думал, вы уехали, — сказал он, глядя на нееисподлобья, как будто ему было неловко за этот сон.

— Я уезжала, — нерешительно ответила Пакстон, опасаясь,как бы он снова не напал на нее, потому что на этот раз Ральфа не было рядом изащитить ее будет некому. — Но, как видите, вернулась. Сегодня.

— Ах вот как. — Он кивнул. — Ну и что тамделается?

Он разговаривал с ней стоя и чувствовал себя очень неловкоиз-за того, что был в форме. Пакстон не понимала, как с ним говорить, но этотчеловек напоминал ей о Билле. И это было тяжело и ей, и ему самому. Каким-тонепостижимым образом они все трое оказались связаны невидимыми узами. А ведьБилл погиб полгода назад.

— Там, дома, чувствуешь себя неуютно, — откровенноответила Пакстон. — Никто ничего не понимает.

— Это все говорят. Мы здесь совершаем подвиги, а онисмотрят на нас как на каторжных.

— Вот такие дела, — задумчиво сказала Пакстон, всееще не уверенная, стоит ли пригласить этого человека за свой столик. Он былневысокого роста, но в нем чувствовалась мужественность, спокойная сила,которая раньше ее немного отпугивала. Пакстон знала, что Билл любил и уважалТони, но у нее самой отношения с ним как-то не сложились. — Вы по-прежнемув Кучи?

— Остался на дополнительный срок, — гордо и вместес тем застенчиво ответил он. — Это уже четвертый. Билл всегда утверждал,что надо быть сумасшедшим, чтобы стать «туннельной крысой». Наверное, так оно иесть.

— Сумасшедшим или очень храбрым, — тихо ответилаПакстон, снова вспомнив Билла. Произнося эти слова, она встретилась взглядом сТони, и, хотя она больше ничего не сказала, он понял, о чем она думает.

— Он был парнем что надо, — сказал Тони свосхищением, а затем, немного помявшись, добавил:

— Я хотел перед вами извиниться.

— Не стоит. — Ей не хотелось снова к этомувозвращаться.

Не хотелось снова ворошить старое, воскрешая в памяти тотужасный день, когда погиб Билл, а Ральф пришел и сообщил ей… Нет, больше она будетне в силах пережить такое… Пакстон грустно взглянула на Тони:

— Я вас не виню. Мы были слишком убиты тем, чтослучилось.

— Да, но вы тогда сделали одну вещь… Я потом многодумал об этом и хотел вам сказать. Тогда-то я и понял, почему он вас любил. А онведь действительно любил вас, я знаю.

Пакстон грустно улыбнулась, недоумевая, что же моглопроизвести на Тони такое впечатление.

— Я тоже его любила. Наверное, так же, как и вы.Наверное, мы все действительно немного тронулись…

— Я не о том. Помните, вы приехали за теми вещами,которые после него остались, вы не хотели, чтобы они попали к жене. Я былпоражен. Другая женщина так бы никогда не поступила. Послала бы все ко всемчертям, какая ей теперь разница, узнает жена что-нибудь или нет. Для нее-то этоуже все равно. Тут многие парни заводят себе женщин, но я что-то не припомню,чтобы хоть одна вернулась, чтобы забрать вещи, из-за которых жена может очем-то догадаться. Если бы Билл видел, он бы сказал спасибо. Ведь дети были длянего всем. — Тони даже прослезился, а Пакстон крепилась, чтобы нерасплакаться. — Ив тот день вы мне рассказали об отце… не стоило этогоговорить. — Пакстон поставила на стол пустой стакан, и Тони шагнул кней. — Я только хотел извиниться перед вами. Я спрашивал о вас у одногопарня из «Ассошиэйтед Пресс», но он сказал мне, что вы уехали вСан-Франциско. — Он протянул ей руку. — Я рад, что вы все-такизаговорили со мной после всего, что было.

— Нам всем было плохо. Тони. Спасибо вам. — Онапожала ему руку.

Его рука оказалась теплой, твердой и сильной, как и он сам.

Его темные глаза, казал??сь, смотрели ей прямо в душу.

— Спасибо, Тони.

Пакстон начинала понимать, почему Билл был так привязан кэтому человеку, такому прямому и искреннему, хотя и обладающему весьманепростым характером.

— Может быть, присядете? — Она указала на стул, ноТони лишь отрицательно покачал головой. Он по-прежнему чувствовал себя сПакстон неловко.

— Да нет, спасибо. Я тут встречаюсь с однимчеловеком. — Но не ушел, а спросил:

— Отчего же вы вернулись?