Диаметр… восемьдесят семь сантиметров! Это – самая толстая ель Глена в моей диаграмме!

– О! Эта, по-моему, толще! – я делаю шаг к другой ели…

– Два метра восемьдесят два сантиметра! Её диаметр… девяносто сантиметров! Эта – уж точно, самая толстая ель Глена!

Через десять минут нашего хода по тропе, я вижу, что под хвойником буйно разрослась поросль лилии Глена. Целая полянка!

– Ух, ты! – радуюсь я, – Лилия Глена! Первая категория редкости! Прямо на тропе! Даже, ходить никуда не надо!..

– Хм! – хмыкает Дыхан, – Ель – Глена, лилия – тоже Глена!

– Ага! – смеюсь я, – Астра – тоже Глена! А ещё – есть гления прибрежная!

– Сплошная иностранщина!

– Неет! – смеюсь я, – Это наш, русский первооткрыватель! Он – Пётр! В те времена редко у кого была простая русская фамилия! Вспомни лейтенанта Шмидта!.. Так вот, это была экспедиция по Сахалину. Экспедиция военного топографа, прапорщика Шебунина. В этой экспедиции был ботаник Пётр Глен, как пишут – классный сборщик растений.

– Аааа… Ну тогда, другое дело.

– Миш! Ты покури три минуты, а я – посчитаю их, да закартирую!

Дыхан сидит с беломориной в руке, на лежащей поперёк тропы, покрытой зелёным мхом, валёжине. А я считаю ростки лилии, разнося их, в таблице, по возрасту…

– Как ты их, по годам вычисляешь?! – кивает Михаил на ростки.

– А? Просто! – я кидаю на него короткий взгляд, – У неё – десятилетний цикл развития. Ростки, по годам – различаются по количеству листьев. Я проверял… Смотри! Самые маленькие, с одним листочком – одногодки. С двумя листочками – двухлетки, с тремя – трёх…

– Значит, последний год – десять листьев? – кивает Дыхан.

– Ага! – соглашаюсь я, – Выпускает вверх толстую, зелёную стрелу цветоноса и цветёт. В июле.

– Отцветает… и всё? – уточняет Михаил.

– И всё! – подтверждаю я, – Цветёт один раз в жизни, плодоносит и отмирает. Цикл развития закончен. Монокарпик.

– Десять лет – и вся жизнь… – изрекает Дыхан и коротко дёргает плечом, – Не густо…

Я недоумённо моргаю глазами: «Ты, Миш, как скажешь что, философское! Непонятно, что и в ответ, сказать».

– А ты – не говори, – поднимается Дыхан, со своей валёжины, – Пошли.

Тропа ведёт нас, по распадку, вниз. Вокруг – буйство южного лиственного леса.

– О! Дуб! Я вижу дуб! – вскоре восторгаюсь я.

Я, по ходу, сваливаю с тропы к толстому «баобабу»: «Так! Окружность три метра семьдесят сантиметров! Диаметр… сто восемнадцать сантиметров! Рекорд породы!».

Ближе к вечеру незаметно нахмарило…

Наконец, мы подходим к балку Алёхинского кордона. Первым делом, нужно приготовить чего-нибудь поесть. Рабочий день закончился, мы – уставшие и голодные. Около печки, в балке – нет дров! Совсем. Мы бродим вокруг домика, собирая хоть какие-нибудь щепки, для костерка…

Вечереет. Слегка моросит туман. Мы с Дыханом сидим у маленького, нещадно дымящего гнилыми палками, рабочего костра, перед домиком. Из-за наших спин выворачивается лесник Терновой.

– О! Мужики, привет! А вы откуда? Не заметил я, вас!

– Привет, Андрей.

– Привет, – не очень радостно отзываемся, мы.

– Ты бы, блин, хоть дров нарубил! – с ходу, высказывает ему, Дыхан.

– Ни палки нет! – вторю я, – Задолбались гнилушки по окрестностям собирать.

Мы уставшие, голодные и поэтому, раздражительные.

– Зачем мне, сейчас, дрова? – артачится Терновой, – Лето! В доме жарко, печку топить!

– А есть варить?! – в один голос, взвываем мы с Дыханом.

Лесник недоумённо хлопает на нас глазами. Нервно крутнувшись на месте, он исчезает в домике. Мы шагаем следом.

– Это что? – Терновой стоит посреди балка, выставив палец к стене.

Мы молчим.

– Это – электроплита Мечта! С духовкой! – чеканит каждое слово, лесник, – А это – ручка её включения! Если, эту чёрную пимпочку, повернуть вот так – плита включится!

Мы с Дыханом, молча таращимся на красный глазок, загоревшийся в стенке этого белого, эмалированного воплощения цивилизации.

– Электричество! – наконец, «падаю» я, – Здесь есть свет!

– Вы – дикие! – лесник изумлённо разводит руки в стороны, – Вы же умрёте с голоду, рядом с электроплитой!

– Да, мы… как-то, вообще не подумали, – оправдывается Дыхан.

– Вы из своих лесов, иногда к людям выбирайтесь! Чтобы совсем в папуасов не превратиться!

– Ладно, тебе! – одёргивает его Дыхан, ему не нравится, когда кто-то начинает громоздиться над ним, – Электричество с заставы?

– Да! – нервно кивает, остывая, Терновой, – Соседи провод кинули.

Балок кордона «Алёхино». Мы вновь, по будильнику, встаём чуть свет. Сейчас, июнь – и светает так рано, что мне хочется удавиться.

– Кто придумал, чтобы эти птички просыпались чуть ли не среди ночи?! – тяжело ворочается в моей голове одна-единственная, злая мысль.

Но, у Михаила, на рассвете – самая работа! Когда небо, из чёрного, становится серым – лес оглашается трелями, свистом, цыканьем и щебетом всякой пернатой мелочи. К этому времени, мы уже стоим посреди леса, и Михаил торопливо пишет в своём дневничке… Смысл его работы состоит в том, что мы должны пройти по маршруту, пересекая различные участки леса и записать название всех поющих птиц, которые нам встретятся. Потом, обсчитав свои записи, Дыхан выяснит плотность птичьего населения. Что, например, на километр бамбукового пихтарника, в этом году, встретились синехвостки – в количестве тридцати штук, синички – в количестве сорок штук…

Это – летний учёт численности птиц. Для этого, орнитолог должен «с лёту» узнавать птиц, по голосам. Потому, что на учётном маршруте, времени для раздумий – не бывает. Главное, для меня, в это время – не мешать Михаилу. И я, по возможности неслышно, следую за ним…

Но, зато, вторая половина рабочего дня, у нас – ботаническая. Нас обоих вполне устраивает такой расклад…

Неожиданно, по листве вокруг нас, бойко застучали капли налетевшего дождя! Мы бросаемся в сторону пихтарника – надо укрыться под его кронами…

Но, добежать сухими – не успеваем.

– Блин! Ещё нет и одиннадцати, а мы – уже мокрые! – недовольно думаю я, поглядывая на небо из-под раскидистой пихты, – Оч-чень интересно…

Заряд проходит, и через пятнадцать минут, мы уже вновь петляем по лесу…

На обширной бамбуковой поляне, какая-то птичка заинтересовывает Михаила.

– Сань! – говорит он мне, – Постой на месте. Я, сейчас, её гнездо поищу.

Окинув взглядом большую поляну, сплошь покрытую высоким бамбуком, я озадачиваюсь: «Хм! Дохлый номер! Всё-равно, что иголку в стоге сена искать». Но, я молчу. Тем временем, Михаил задумчиво стоит на краю поляны…

Вот он, гребёт по бамбуку на середину поляны, к одинокому кусту гортензии и осторожно раздвигает бамбук с нашей стороны куста… Разгибается.

– Ага! Нет! – прищуриваюсь я.

Дыхан обходит куст и погружается в стенку бамбука с другой его стороны…

– Есть! Нашёл! – кричит он.

– И нашёл ведь, блин! – я, с некоторой досадой, гляжу на спину, исследующего гнездо Дыхана, – Я, в этих кущах – полжизни искал бы.

– Да, Сань, всё довольно просто! – успокаивает меня Михаил, когда мы уже шагаем дальше, по колеям заросшей дороги, – Каждая птичка по-своему гнездо строит. Одна –