свежей. Рыбины повсюду стоят, на этой мели. Воды очень мало и поэтому, орланам легко брать рыбу, прямо с икромётных бугров…

Уже в синих сумерках, глядя в окно Филатовского кордона, я смотрю, как один поползень отгоняет другого от кормушки.

– Чвик! Чвик!

Второй поползень жалобно пищит: «Чиииии!»…

– Ну, Андрей! – мысленно хмыкаю я и улыбаюсь, – Изголился же, где сделать кормушку! Чтобы посмотреть – даже выходить на улицу не нужно!

Кормушка прибита к стене дома, на углу – так, что всё, что в ней делается, видно прямо с середины комнаты!

Прогнав, наконец, своего конкурента, первый поползень победно заверещал, на весь лес!

– Чвиик! Чвиик! Чвииик!

– Ладно, – решаю я, под его победное чвиканье, – Пора ложиться спать! Сегодня, был не самый лёгкий день, в нашей лесной жизни…

Филатовский кордон. Утро, нас встречает – чистое и морозное! Из бездонной синевы абсолютно безоблачного неба, искрится слепящее солнце! Окружающий усадьбу кордона пойменный ольховник густо припорошен чистейшим снегом. Сегодня – вторник, двадцатое декабря.

– Подумать, только! – вдруг, приходит мне в голову, сногсшибательная мысль, – Через десять дней – Новый Год!

В утренний сеанс связи, в девять часов, мы узнаём по рации, что машина, за нами, придёт – лишь под вечер…

Такой погожий день – просто, грех терять!

– Нужно пройтись по Филатовке! – решаю я.

Я закручиваю портянки, обуваю свои болотники и выхожу из кордона. Подняв голенища болотников, я шагаю по ольховнику речной поймы, вниз от кордона, легко разбрасывая ногами, рыхлый снег…

В молодом ивняке поймы – весь снег расчерчен строчками мышиных следов!

– Мыши! – прикидываю я, пересекая эти строчки, – Сколько набегали!

А вот, следы крупнее – это крысы.

– Вообще-то, у этого следа слишком большие прыжки! – озадачиваюсь я, – До сорока сантиметров! Может, это – кто другой?

Но на снегу, то тут, то там, чётко печатается змейка, мотающегося из стороны в сторону, голого хвоста.

– Нет! – думаю я, – Это, точно, крыса! Крысиный хвост ни с чем не спутаешь!.. Ну и здоровые же, здесь, крысы! Как норка!

Я выхожу в точку слияния Филатовки с ручьём Балышева и сворачиваю вверх по Филатовке…

В километре выше кордона, я приседаю на заснеженном берегу ручья, перед спаренными следами. Эти отпечатки лапок – вдвое крупнее крысиных!

– Нуууу! – тяну я, улыбаясь, – Вот она, европейская норка! Разве, этот след, с крысиным, спутаешь?! Значит, норка благополучно живёт на Филатовке! Ну, что ж, дай-то бог…

Я, не торопясь, шагаю дальше…

– Какие птички-синички! Как интересно!

Я стою и смотрю в бинокль. По веточкам ольхи перепархивает стайка синиц с очень длинными хвостиками. Андрей Анисимов рассказывал мне как-то, что именно поэтому этих синичек называют половниками – маленький, такой, черпачок на длинной-длинной ручке…

– Джак! Джак!

С берега ручья, громко джакая, срывается бурая оляпка. Ну и что, что уже наступила зима?! Эта птичка, у нас – осёдлая, с приходом зимы, она, на юг не улетает. Ручьи, ведь, у нас – зимой не замерзают…

По часам, на руке – мне пора возвращаться назад, к кордону…

В узком распадке, чуть ниже кордона по течению – ещё больше орланов! Не сходя с места, я насчитываю двадцать два белоплечих орлана! С погрешностью в одну птицу…

– Клё-клё-клё! Клё-клё-клё-клё-клё!

Это – необыкновенно! Представляете? Вокруг вас – двадцать орланов! Перелетающих в разных направлениях, громко клекочущих, подлетающих издали и отлетающих прочь… В любое мгновение, остановившись, вы насчитаете вокруг себя двадцать орланов! Это – действительно, круто…

– Клё-клё-клё! Клё-клё-клё-клё!

Практически, все орланы – белоплечие. В этом скопище, я нахожу лишь одного орлана-белохвоста.

И здесь – тоже, наследила норка! Это, просто, здорово! Я приседаю на корточки и внимательно рассматриваю следы зверька, по запорошенным снегом камням берега ручья…

Повсюду, по ольховым стволам, перепархивают вездесущие поползни.

– Чвик! Чвик! Чвик!

Со всех сторон несётся их задорное чвиканье. Я качаю головой, улыбаясь птичкам: «Эти!.. Никогда не унывают!».

Глубина снега в пойме достигает двадцати пяти сантиметров. Следов медведей, у ручья, нет. За весь день я не увидел ни одного следа. Значит, ушли на берлоги.

Пару раз мне встретился крапивник! Это – уменьшенная копия оляпки. И так же, как оляпка, крапивник остаётся зимовать на Кунашире. Эту крохотную птичку – всю зиму можно встретить, снующей в корягах, по берегам незамерзающих ручьев. На восточной стороне Кунашира ручьи не замерзают.

А, в ручье Балышева полно кеты! И рыбы – гораздо больше, чем мне показалось вчера! Я шагаю вдоль берега…

На пределе видимости, за кронами голых деревьев поймы, от меня, постоянно уходят орланы. Эти – близко не подпускают. Белейшие снежные берега ручья сплошь заляпаны алой кровью орланьих пиров! Метровые пятаки алой крови, так дико смотрятся на белой-белой скатерти зимы…